— Люк! — крикнула Алиса.
Он не ответил. Фикус Анри уже исчез. Она заглянула в спальню, на кухню… Зал с «ямахой» также пустовал. Нежилая атмосфера стала более отчетливой.
Пальцы свело от напряжения.
Только обойдя все комнаты, Алиса вспомнила про кабинет в самой дальней части дома. Обычно Люк им не пользовался, но упоминал, что иногда там работал Анри, периодически занимавшийся своими делами у него дома.
Сюда она вошла впервые. Это было темное помещение, отделанное деревянными панелями. У окна стоял стол, заваленный бумагами, на котором мигал экраном включенный компьютер. Увиденное обнадеживало.
Неловко повернувшись, она нечаянно смахнула со стола какую-то папку, и на пол полетели ее письма.
Единственная тайна, о которой они так и не говорили…
— Чертов Янсен, куда ты делся? — выдохнула она, подбирая конверты.
— Да тут я.
Алиса вздрогнула и увидела босые ноги. Люк, как обычно, появился будто из ниоткуда. Засунув руки в карманы, он с равнодушием смотрел, как она ползает по полу со своими письмами.
— Материализация?
— Я был в подсобке. — Он неопределенно махнул рукой в сторону неприметной двери в дальнем углу комнаты. — Алиса, без обид, но я решил, что ты должна уйти.
Она поднялась, и их глаза встретились.
— Как тебе мои письма?
— Как ненаписанный роман о девушке и смерти.
Они невесело улыбнулись, понимая, что с этими словами какая-то часть их странных отношений наконец-то признана.
Люк безучастно смотрел на нее незнакомым, потухшим взглядом. Когда он обнаружил, что Анри ее выставил, то прогнал его самого. После накатило абсолютное равнодушие ко всему, что произойдет в следующий момент. Он даже обрадовался, что ее нет. Раньше ему не хотелось, чтобы она знала о его болезни, теперь же еще меньше — чтобы она видела сам момент его смерти.
Но Алиса опять все испортила.
— Я найду выход. Положись на меня, — сказала она, заглядывая ему в глаза. — Я уже близка… к чему-то.
— По правде говоря, мне страшно надоели твои судорожные попытки облапошить смерть. Я очень устал. Пожалуйста, иди домой. Извини за Анри. Возьми, конечно, свои вещи, и закончим.
Повисла тишина. Люк был сосредоточен.
— Ты серьезно? — коротко спросила Алиса.
— Ты… слишком много на себя берешь. Прекрати, просто… прекрати уже это все, — отчеканил он вдруг с непонятной злостью.
Ее молчание вдруг углубилось. А Люк поразмышлял и добавил:
— Зеркало разбито. Ничего не вышло. Мне больше не нужна твоя помощь с ними. Я даже рад, что его грохнули. Все это как-то… затянулось.
— Ты надеялся на них, — тихо возразила Алиса. — Отнекивался, ерничал, делал вид, что тебе все равно, но, когда увидел осколки, я поняла по твоим глазам, что́ это для тебя значило.
— Ну, проанализируй меня еще. И скажи снова, что я жалкий трус.
— Я этого не говорила.
— Значит, я это сказал только что. — Он поморщился, как от головной боли. — Мне все равно, что я умру. Осталось только закончить финальную обработку песен с ребятами, и все. Я собой доволен. Музыка была для меня всем. Больше мне ничего не надо. Я уверен, что ты дальше как-нибудь справишься без меня.
У Люка всегда была только одна истинная любовь — музыка. Именно его ерничанье с потрохами выдавало правду. Она уставилась слегка покрасневшими от напряжения глазами, совершенно не готовая к тому, чтобы выполнить его просьбу и уйти.
На его губах продолжала бродить едкая усмешка.
— Я-то справлюсь. Мне действительно не привыкать, — наконец, взвесив все, ответила она. — Но ты боишься смерти, как и любой человек, настолько, что ведешь себя как придурок.
Внезапно и он стал невероятно спокойным.
— Вот и хорошо, что ты справишься.
Алиса яростно глядела на его застывший на свету профиль и отрешенные глаза. Молчание затягивалось, и она не представляла, что делать дальше. Люк улыбнулся ей чуть иначе, мягко, обезоруживающе. В отчаянии она смотрела, как его прошивают лучи садящегося солнца. Он казался прозрачным.
Дуновение ветра — и его не будет.
Алиса почувствовала легкое покалывание в пальцах. Что-то грядет…
— Не знаю, сколько осталось — день или месяц, — но я хочу умереть один, — жестко сказал он, глядя ей глаза. — Уходи, Алиса.
Она оставалась стоять, словно ноги отнялись.
— Ты же помнишь, где дверь? Все, проваливай, — прошипел в бессилии он.
— Как скажешь.
С этими словами она действительно ушла. За спиной слышался его захлебывающийся кашель.
***Люк присел на пол, закурил, а затем вдавил смолящую сигарету в половицу. Слышалось тиканье часов на стене.
Тик-так, тик-так, тик-так…
Он зарылся пальцами в спутанные грязные волосы. Веки опустились.
«Может, уже сейчас?»
— Нет, Люк.
Чей-то голос, такой знакомый…
Он поднял голову и уставился на того, кто стоял перед ним. Откуда взялся этот высокий статный мужчина с седыми волосами и разноцветными глазами? У него галлюцинации…
Ему видится Дэвид Боуи. Вот это да!
— Люк, слушай меня очень внимательно.
Лицо Дэвида вдруг приблизилось пугающе быстро, и он даже не понял, когда тот успел склониться над ним. Такой внимательный, пронизывающий взгляд, внутри которого горит напряженная светлая точка, как далекая звезда…
— Ты не умрешь. Есть один способ.
Сухие ладони Дэвида коснулись его вялых рук.
— Просто не заканчивай свой альбом. Никогда.
— Что?
Этого не могло быть на самом деле.
— Я дал тебе время и силы, чтобы ты смог сочинять музыку. Почему, как думаешь, ты еще жив? Почему, несмотря на симптомы умирания, еще на ногах? Это музыка. В ней — сила. В ней была и моя сила. Мы договорились со смертью, что я позволю тебе закончить твое лучшее творение. Но в этом и трюк.
Что? Договорились с… кем?
Дэвид фактически врос в него, и на миг Люку показалось, что они — один человек.
— Если не завершишь его, то будешь
