Медике покачала головой. Тулл умел обращаться с павшими — относился к ним, жутко сказать, по-товарищески. Шутил с ними, засиживался допоздна в морге, рассказывая байки, словно видел в каждом мертвеце старого друга. Как будто они находились в коме и могли очнуться, просто услышав знакомый голос.
Она грустно улыбнулась. Риордан был совсем не таким толстокожим, каким выставлял себя, и Милин очень хотела бы, чтобы сейчас здесь находился подполковник. Ну, или кто угодно из медслужбы Четыреста тринадцатой. Но всех старших военврачей, кроме Яскович, отправили на поверхность планеты. Вероятно, ей следовало бы радоваться такому жребию, и, Терра свидетель, она радовалась, но все-таки искренне предпочла бы иметь дело с живыми пациентами.
— Самюэл Горс, — прочла Милин в следующем бланке, пока санитар с громыханием спускал опустевшую каталку по аппарели. Они словно показывали фокусы с исчезновением.
— Эрик Стил.
Вверх, вниз. Вверх, вниз.
— Карл Ярро.
Все больше имен. Жизнь и смерть проносятся в ускоренном темпе. Стило чиркает по бумаге.
— Ибран Гриппе…
Опустив блокнот, Яскович улыбнулась. Полковник ответил ей лучезарной, обезоруживающе честной усмешкой человека, который смирился с тем, что дни его сочтены. В двузначных числах, если исключительно повезет.
— Значит, вот и все, — сказал Ибран, садясь на каталке.
Кто-то из сестер милосердия переодел офицера в парадный мундир, но его ноги все так же скрывались под фольговым одеялом[36]. С лица Гриппе, по-прежнему красного, как после сильного солнечного ожога, сняли бинты. Форменная фуражка с шитьем успешно маскировала лысину, но то, что у полковника выпали брови и ресницы, никак не удалось бы утаить. На его щеках высыпали первые пятнышки-меланомы.
— Вот и все, — отозвалась Милин.
— У вас последний шанс.
Женщина наигранно вскинула брови.
— Последний шанс сбежать со мной. Ганимед весьма красив для мира-улья. Ну, то есть неплох… В общем, я видел и хуже. — Он широко улыбнулся, показав темные сморщенные десны. — Да и пенсию полковничьим вдовам платят изрядную.
— Не такую уж и изрядную, если делить ее пополам с вашей женой, верно? — Яскович сурово взглянула на офицера. — Если, конечно, только пополам.
Ухмылка Гриппе сменилась более спокойным выражением лица.
— Ах да, моя жена… Приятно будет снова увидеть ее. Интересно, живут ли они до сих пор в том блоке возле цепочки кратеров Нанше[37]?
— Конечно же, живут.
— В полку мне пообещали, что все устроят.
— Конечно же, пообещали.
Милин не стала упоминать, что Ибран почти наверняка прибудет в Солнечную систему в таком же стазисном контейнере, как Люк, Самюэл, Эрик, Карл и все остальные. Он сам это знал.
Заставив себя бодро улыбнуться, медике вновь посмотрела в перекидной блокнот. Бланк для комиссованных бойцов отличался по цвету от предыдущих. Яскович коснулась стилом пунктирной линии, ждущей ее подписи, и вдруг представила, как на далеком серо-охряном спутнике, никогда не виденном ею, какому-нибудь медике, для которого Ибран Гриппе ничем не отличается от других солдат, подадут схожую форму, но уже иного оттенка. «ПВБ».
С кончика пера засочились чернила.
— Ну вот. — Быстро моргнув, она вновь улыбнулась Ибрану. — Все официально.
Полковник потянулся к ладони Милин красными трясущимися пальцами. Вероятно, хотел взять ее за руку для поцелуя, рыцарственный придурок. Санитар, склонившийся над ручкой каталки, прыснул и закатил глаза.
Яскович подала Ибрану руку.
Двери на палубу с грохотом распахнулись.
Комиссованные солдаты, которые обменивались добродушными подначками, лежа в очереди за мертвыми сослуживцами, мгновенно умолкли и завозились, стараясь оглянуться. Милин, нахмурившись, повернулась на шум и тут же съежилась от внезапного безотчетного ужаса.
В отсек вошел Интеп Амар из Тысячи Сынов, великан в полном доспехе, алом, как только что пролитая кровь, и столь же пугающем. Он еще не надел шлем, и на невероятно худом лице с кожей вишнево-красного оттенка выделялись огромные глаза. Настоящий ангел смерти. Пока воин шагал к Яскович и «Арвусу», белый наголовник, свисавший с его железного капюшона, развевался и трепетал. Слуги легиона в ливреях, расшитых двойной спиралью апотекариона, спешили за господином, толкая перед собой тележки с тяжелыми ящиками для оборудования.
— В чем дело? — Милин вздрогнула, услышав собственный голос.
Проигнорировав вопрос, библиарий показал на лихтер:
— Немедленно убрать тела из челнока.
Один из сервов, надменного вида медике в длинном красном кителе, белых перчатках и брюках с негигиеничными золотыми лампасами, передал Яскович какую-то бумагу.
— Все прежние распоряжения о возвращении тел и переправке раненых отменяются, — добавил Амар.
— Что? — произнес Ибран, вновь приподнимаясь на каталке.
— Предписание командующего экспедицией.
— Цицер бы никогда…
— В приказе все есть.
Милин прочла текст директивы до последней строчки. Помощники Интепа меж тем промчались мимо нее и, поднявшись по аппарели, начали разгружать контейнеры. На освободившиеся тележки они складывали мертвых солдат.
Тулл бы не сдался просто так. Он бы боролся, кричал, поднял скандал, устроил сцену.
Тулла здесь не было.
— Всех остальных… — Амар вяло, будто сберегая силы, махнул рукой в сторону галилейцев. — В челнок.
Лицо Гриппе болезненно исказилось от непонимания:
— Но вы же сказали, что переправка раненых отменена.
Яскович аккуратно сложила листок с приказом, стараясь занять руки, чтобы не так тряслись. Засунув бумагу в нагрудный карман кителя, она подняла взгляд на Интепа. У псайкера слезились глаза, под красной кожей проступали очертания черепа. При мысли, что, возможно, так же выглядит его примарх Магнус, женщине стало нехорошо.
Немного личных неудач и напастей, осознание собственной смертности — и приверженность библиария славным идеалам развеялась как дым. Риордана очаровал бы такой поворот.
— Вы же верили в Крестовый поход, — прошептала Милин. — Что с вами случилось?
Тот же серв из апотекариона, который раньше сунул Яскович лист с директивой, помахал инфопланшетом и передал устройство ей. Библиарий постучал по пластековому корпусу пальцем латной перчатки, равным в охвате запястью женщины:
— Подпиши приказы.
Тулл не сдался бы.
Медике опустила голову, чтобы Ибран не видел ее лица, и расписалась.
