– Ты как? – спросил Рома, глядя на меня сверху вниз. Я посмотрел на него сквозь облако сероватого дыма и невесело улыбнулся одними губами.
Как я? Только что вынес со станции скрюченные тела, в которые превратились мои соседи. Семья из пяти человек. Они спаслись в тот день, когда все началось. Смогли добежать до метро до того, как гермодвери закрылись.
А полчаса назад мы с ребятами кое-как отцепили от одеревеневшего трупа молодой девушки ее рыдающего, но живого отца.
Мы молча сидели на краю платформы, выпускали в холодный воздух горький дым, а я всматривался в темноту туннеля и в глубине души страстно желал раствориться в ней. Никакого облегчения от курения, к слову сказать, я так и не ощутил. Разве что чуточку больше чувства принадлежности к стае. И именно в тот момент, когда Роман ушел, а мне во всех красках представилось, как я исчезну для всех, из туннеля появилась высокая фигура. Она легко поднялась по поскрипывающим чугунным ступеням и остановилась в закутке у дверей в техническую часть станции. Я выхватил револьвер.
– Здравствуй, Циркач, – поздоровался человек знакомым сиплым голосом.
Туз.
В отсвете костра я мог разглядеть, что он одет в длинный темный плащ.
– Что тебе надо? – грубовато спросил я, щелчком пальцев выбросив окурок на пути.
– У меня есть для тебя предложение, – ответил Туз.
– От которого мне будет сложно отказаться, да? – по моим губам скользнула ухмылка.
Пиковый издал хриплый звук, отдаленно напоминающий смех.
– Позволь, я покажу?
И, не дожидаясь ответа, Туз свернул в служебный коридор.
Ничего страшнее, чем то, что я видел сегодня, случиться уже точно не могло, и перспектива не находиться здесь какое-то время меня даже радовала. Я пошел следом. Но этот скрытный тип меня настораживал он держался в тени, боялся попасть в свет ламп при нашей первой встрече. Ну, допустим, уродство, но мы же взрослые люди и не первый день под землей. В каждом следующем поколении мутации встречаются все чаще. Одним словом, я решил не терять бдительности и предпочел держать палец на спусковом крючке. Мало ли. Мой попутчик, кажется, это заметил, но ничего не сказал. Мы прошли в дальний конец коридора, к запертой железной двери, выкрашенной скучно-серой мышиной краской.
Коридор, похожий на кисть руки, разделился на несколько ответвлений, зияющих непроглядной чернотой. Пиковый Туз вытащил из кармана массивный фонарь с ручным приводом и несколько раз нажал на рычаг. Коридор осветил неяркий луч… Раз или два нам попадались непонятные обозначения, грубо намалеванные красной краской на полу.
– Не отставай, Циркач, – поторопил провожатый.
– Кто ты такой? – с нажимом спросил я.
– Мышь, – неожиданно хихикнув, ответил Туз и не стал ничего объяснять, словно его неуклюжей шутки было достаточно.
– Это фамилия?
– Это Сон-трава.
Он кивнул на несколько пучков фиолетовых цветов, растущих в щелях пола у самой стены. Мимо, шурша сероватыми стеблями, прошмыгнула крыса.
– Не заговаривай мне зубы, – во мне вскипало раздражение. – Куда ты меня ведешь?
Пиковый Туз затрясся от едва различимого смеха, опустив подбородок к груди.
– Требовать объяснений, Циркач, нужно до того, как куда-то с кем-то идешь, а не на полпути к цели, в пустых и темных коридорах, где только ты и странный незнакомец.
Он остановился и повернулся ко мне всем телом. Я вгляделся в его белое лицо, больше напоминающее маску. Луч фонаря, образуя странные тени, придавал ему еще более зловещие черты. Мой взгляд скользнул ниже. То, что я принял за плащ, на самом деле оказалось крыльями. Огромными, кожистыми, складчатыми, с просвечивающими сквозь кожу сосудами.
Пиковый покачал головой.
– Король ведь предупреждал, – прошелестел он.
Это, конечно, была очень необычная мутация, и да, теперь я понимал, почему он не хотел лишних глаз, но ничего особенно страшного в этом не было. Первое, о чем я подумал, – что жутко неудобно, наверное, управляться с этими когтистыми отростками крыльев, которые были у него на месте кистей рук.
– Тоже мне. Мог бы и не прятаться.
После событий сегодняшнего дня это была такая ерунда.
Мы шли довольно долго, а коридор все никак не заканчивался. Иногда на стенах появлялись светящиеся электрическим светом лампы, а на последнем отрезке пути ход оказался замшелым от пола до потолка. Не удержавшись, я потрогал стену рукой. Влажный мягкий мох приятно холодил пальцы. Несколько раз нам попадались массивные позолоченные резные рамы. Некоторые оказывались пустыми, а в другие были вставлены задом наперед картины.
– Мы пришли, – произнес Туз, открывая передо мной хлипкую на вид фанерную дверь.
* * *По глазам ударил яркий свет ртутных ламп. Шум и гвалт жилой станции окутали меня в кокон звуков. А на их фоне отчетливо выделялся радостный собачий лай. Пока я стоял, пытаясь привыкнуть к свету, на меня налетело что-то большое и мохнатое. По лицу мазнул шершавый язык, а пальцы наткнулись на острие костяного гребня. Бродяга?!
Действительно, мой старик носился вокруг меня по платформе, восторженно повизгивая. Я пораженно уставился на пса. Это не мог быть другой мутант того же вида, потому что на приручение у меня ушло несколько месяцев. И не мог быть Бродяга. Но это был он. Я слишком хорошо знал этот радостный повизгивающий вой, это мельтешащее движение лап и это ощущение на ладонях. И вот он, мой лучший друг, скакал рядом со мной, подвывал и вилял голым розовым хвостом. Я обернулся на Туза. Видимо, выражение моего лица говорило само за себя. Он только улыбнулся и кивнул в сторону. Я проследил за его взглядом и увидел, что по платформе, лавируя между прохожими, жилыми палатками и лотками торговцев, ловко пробирается Вера на инвалидной коляске.
– Какого?..
Я огляделся по сторонам. «Проспект» выглядел так, словно не было налета Братьев Полуночи и десятков трупов. Как будто это мой счастливый сон. Я положил руку на колонну. Холодная и гладкая. Снов с такими реальными ощущениями у меня никогда не было. Бродяга и Вера тоже, казалось, были реальнее некуда.
– Какого черта тут творится?! – я подошел к Тузу почти вплотную и только сейчас обратил внимание, что он выше меня на голову.
– Понимаешь, Эдуард, ты сейчас, можно сказать, находишься… как бы это выразиться? В другом мире, что ли. И он настолько же реален, как и тот, к которому ты привык.
У меня вырвался нервный смешок.
– Так не бывает.
– Бывает-бывает. Давай я не буду объяснять тебе, как работает человеческий мозг и что такое реальность, – мой взгляд, кажется, был слишком тяжелым, и Туз вздохнул и сдался. – Ну хорошо. Все, что ты видишь, слышишь и вообще воспринимаешь здесь и там – это всего лишь электрические импульсы у
