– У них нет крови, – отрезал бар Раббас. – А при обрезании это главное.
– Главное – задание, – перебил Король. – Теперь последний козырь. В самом крайнем случае ты можешь обратиться к губернатору Директории лично. Не как к агенту, а как… – Король запнулся. – Подойди.
На этот раз безмолвный разговор продолжался минуты три, не больше.
– Это рискованно, – сказал Карабас. – Мы не знаем, хороший ли он брат.
– У бегемота нету талии, зато обширный кругозор, – ответил Король. – А такой кругозор в Директории бывает только у хороших братьев. Но повторяю – это самый крайний случай. Ты понимаешь, что означает слово «крайний»? Это не тот случай, когда тебе придётся спасать чью-то шкуру. Шкура того не стоит. Однако если от цели тебя будет отделять один сантиметр и ты не сможешь пройти этот сантиметр без помощи губернатора – вот тогда ты придёшь к нему как к брату. Я, как друг, передал тебе Пароли и Знаки. Они разрешают тебе действовать моим именем. Именем Тораборского Короля. Ещё раз – это худший вариант из всех возможных. Постарайся его избежать.
– Почему? – бар Раббас постарался вложить в вопрос возможно больше почтительности.
– Потому что в таком случае я буду обязан этому гиппопотаму. Я поклялся помогать братьям и платить добром за добро. Я готов нарушить любые клятвы. И нарушал их все. Кроме этой. Потому-то я до сих пор жив.
– А если я действительно доберусь до… – Карабас сделал жест.
– Даже если доберёшься, – твёрдо сказал Король, – я буду следовать обычаям Ха’брат Церех Аур Бохер. Теперь понимаешь, почему я назвал данный вариант худшим? Но если другого выхода не останется – используй его… Всё, закругляемся. Я даю тебе полную свободу действий. Агентов расходуй как хочешь, главное – найди, войди и сделай. Молон лабе, как сказал один мой греческий коллега в непростой ситуации[5].
– Это может не сработать, – осторожно сказал раввин.
– Это последняя надежда. Иначе нас ждёт обычная судьба анклава высокой цивилизации, окружённой морем варваров. Сокращение территории, изоляция, уничтожение. Пока у нас есть кое-какие ресурсы. Но они рано или поздно кончатся. Мы умираем – а это самый верный путь к тому, чтобы когда-нибудь всё-таки умереть. Впрочем, то же самое ждёт и Директорию. Останется Страна Дураков. И это навсегда, потому что эсдеки – не просто варвары. Это гораздо хуже. Это варвары, у которых нет и не будет обычных проблем, характерных для варварских обществ… Иди. Впрочем, – Король усмехнулся сквозь стекло шлема, – я не удивлюсь, если ты захочешь воспользоваться этим для себя. Только не лги мне, что такая мысль не может прийти тебе в голову.
Карабас промолчал.
– Так вот, когда эта мысль тебя всё-таки посетит, скажи ей, чтобы она ушла. У тебя нет другого дома, кроме Подгорного Королевства. Измена Родине себя не окупает.
В этот момент Бар Раббас ощутил – слегка, самым краем насторожённого ума – ментальный контакт с глубиной сознания Короля.
Кратчайший миг; но Карабас успел понять, что Тораборский Король владеет силами, превосходящими способности психократов. Разум великого старца был твёрд как гранит, холоден как лёд и замкнут, как мир. Бар Раббасу показалось, что он пойман, зажат меж зеркал, повторяющих облик друг друга в бесконечном ряду отражений – в тесной, давящей вечности, чьи железные пальцы сомкнулись на висках.
– Карабас даль ам’героль, – других слов не стало.
– Хорошо, – давление в висках исчезло. – Ещё что-то?
– Да. Инструкции на случай неудачи.
– Никаких инструкций. Случай неудачи нас не интересует.
Пролог на небе
28 сентября 312 года от Х.
Воздушное пространство бывшей Южной Европы.
Поздний вечер.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Тайная Канцелярия Его Величества Тораборского Короля.
Личное дело 5.01714.152, сокращённо
ПРОИСХОЖДЕНИЕ: естественное
ДАТА РОЖДЕНИЯ: 2 июня 271 г.
ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год
БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год
ОСНОВА: сервал
МОДЕЛЬ: Электрический Кот, четвёртая модификация
ПОЛ: мужчина (в н/в)
ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: гайзер (дальновидящий) 1-й категории, два лазера с тесла-накачкой (520 нм)
НЕДОСТАТКИ: анабаптист
ПРАВОВОЙ СТАТУС: подданный Его Величества
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Базилио Супермарио Кроссоверо
ПОЗЫВНОЙ: Баз
Недалеко – где-то в паре километров – бушевала гроза. Тучи смотрелись огромными кусками серой ваты, прошитыми паутиной разрядов. Сеть молний пульсировала величественно и беззвучно.
– Штаники сыми, дусик, – предложил Арлекин, прижимаясь к Пьеро сзади и гладя его бёдра. Пьеро не отреагировал – он вспоминал строки Лотреамона о витринах магазинов на улице Вивиен. И в который раз силился понять, что такое «витрина».
Равнодушный ко всему Кенни в потёртой парке с капюшоном – он её никогда не снимал – сидел на корточках в углу и подрёмывал. От него пованивало несвежим тряпьём, высохшим потом и застарелым унынием. Пьеро ощущал его ауру – тусклую, сдувшуюся, какую-то даже слежавшуюся, как давно не расправлявшееся бельё – как продолжение его запаха.
«Не жилец», – почему-то подумал он и внезапно ощутил холодный ток вверх по позвоночнику. Дар проснулся, Дар пробудился – впервые за последние полгода. О, эти шесть месяцев, заполненные мучительным смятением чувств и айс-дефолтами с их долгой адреналиновой тоской! О!
Пьеро смотрел на Кенни и видел – чем-то вроде седалища души, – почерневший капюшон в траве. В нём, как ядрышко в скорлупке, белел череп. Левую глазницу пронзал ствол борщевика, туго налитой дурным соком, прущий вверх, в небеса – слепые, неблагодарные.
В небе что-то замкнуло – да так, что всё осветлилось мерцающим судорожно сиянием. Треснуло огромной коленчатой молнией. Пьеро послышался отдалённый грохот крошащегося воздуха. Он прижался к иллюминатору, расплющив бледное, порочное лицо о суровый пластик.
Почему обожествлялась молния? – подумалось Пьеро. – Почему молния – бог? Потому что в ней сила. Бог силён.
– Бог силён, Мальвина, – пролепетал он, как бы не замечая руки Арлекина, шарящей у него в панталонах.
Задремавший было Карабас недовольно пошевелился в кресле. Разбудившая его мысль Пьеро показалась ему неглубокой, а приставания маленького педрилки – пошленькими. Он сосредоточился и мысленно ущипнул Арлекина за простату.
– С-скобейда! – прошипел Арлекин, от неожиданной боли сложившись пополам, как перочинный ножик.
Карабас с усилием выдернул своё сознание из чужого. Сконцентрировался на себе. Немного посидел с закрытыми глазами, давая вернуться естественному зрению. Осторожно поднял тяжёлые, набрякшие веки. Стены каюты, качнувшись, встали на место. Тёмно-красная обивка зло сверкнула мелким золотым узором. Потом включился звук – в туалетной кабине капала вода из подтекающего крана, гудели двигатели, наверху что-то потрескивало и шуршало: гондола дирижабля слегка шевелилась в мягкой подвеске. Откуда-то доносилась музыка: Мальвина завела патефон. Карабас прислушался – и услышал заветное песнопенье Круга Ночных Снайперов «Кошка хочет курить».
Раввин улыбнулся. Потянулся к сигаре, медленно засыпающей в пепельнице, сунул её в рот. Сигара проснулась, ожила. Сладкий дым протёк сквозь скрученные листья, протянулся во рту, оставляя привкус мела и засохшей молочной пенки, и заклубился наконец в носоглотке. Бар Раббас немного подержал дым во рту, потом, улыбнувшись, послал это ощущение Арлекину – в качестве своего рода насмешливого извинения за вмешательство в личную жизнь.
Он вновь отложил сигару и кинул взгляд на настенный экран, куда выводились показания с приборной доски
