Глава 14, в которой наш юноша встречается со смертельной опасностью
28 октября 312 г. от Х.
Директория. Институт Трансгенных Исследований, корпус E.
Комната 11.
Вечер, переходящий в ночь.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Входящие /000866122156
ДОКУМЕНТ: доверенность о передаче оборудования
ФОРМА ДОКУМЕНТА: произвольная
ТЕКСТ: Доктор Карло Коллоди, Ib № 15808, принимает в систематическое наблюдение автоклав-самозапиральник с существом Ib № 91684, являющееся собственностью лаборатории перспективных исследований Центра. Доктор Карло Коллоди обязуется контролировать состояние существа и проводить все необходимые процедуры вплоть до завершения первой стадии процесса ребилдинга. Материальная и административная ответственность за состояние оборудования и находящегося в нём существа целиком лежит на докторе Карло Коллоди, Ib № 15808, за исключением форс-мажорных ситуаций по стандартному списку таковых.
ЗАВЕРЕНО: Ib № 15808 (доктор Карло Коллоди).
Две недели прошли для Буратины в унылом ничегонеделании.
Получить на руки документы на бамбука оказалось неожиданно сложным делом. То ли подгадил Джузеппе, то ли всему виной были нерасторопные канцелярские крысы. Буратина никогда не мог понять, почему в канцелярской работе так любят использовать именно крыс. Когда же он спросил об этом папу Карло, тот пробурчал «старая традиция» и от дальнейших объяснений воздержался, поскольку был не в духе. Впрочем, теперь он всегда был не в духе.
Когда документы были всё-таки получены, возникли сложности с подтверждением статуса Буратины в качестве эволюционирующего. Папа Карло пропадал целыми днями и возвращался запоздно. Хуже того – он не всегда приносил с собой еду.
То, что еда не берётся из воздуха и чего-то стоит, деревяшкин отлично знал. Но в вольерах её можно было заработать за счёт баллов или на спарринге. Что касается папы Карло, подобных проблем у него не было: в права человека входило и право на бесплатную кормёжку – комбикорм и маргарин по физиологической норме. Однако доктор Коллоди почему-то предпочитал вино, сыр и молодую телятину. Пересматривать своё меню в сторону большего реализма доктор категорически отказывался, однако скромные доходы лаборанта шиковать не позволяли. В припадке меланхолии доктор обменял в хозчасти свой месячный паёк на головку пармезана и канистру кьянти, а все приработки тратил на мясные обрезки из лабораторий. Это позволяло ему хоть как-то сводить концы с концами.
С Буратиной ситуация была сложнее. Таскать из лаборатории брикеты комбикорма для прожорливого бамбука теперь стало невозможно. Получать их официально – тоже, из-за зависших в канцелярии документов. Все попытки доктора хоть как-то ускорить процесс к успеху не привели. Кое-какой харч удавалось перехватить у знакомых: доктора Коллоди многие любили и хотели помочь. Однако этих подачек всё равно не хватало.
Буратина старался больше спать и меньше двигаться и всё равно терял силы: быстрый обмен сжигал все запасы. От худеющего тела стали отслаиваться волокна. Пол в каморке был засыпан стружкой, которую аккуратный бамбук каждый день счёсывал с себя ногтями. Увы, все гигиенические принадлежности – скоба, мачете и шкурка – остались в комнате 16А.
К концу первой недели папа Карло нашёл халтурку: забрал к себе в каморку на передержку маленький самозапиральник с каким-то существом, готовящимся к ребилдингу. Права лаборанта это ему позволяли. Халтурка оплачивалась по минималке, однако смысл был не в деньгах. Тело в автоклаве надо было не только подпитывать клеточной массой, но и кормить. Корм представлял из себя противную на вкус жидкость, прокачиваемую через кишечник. Папа Карло каким-то образом выписал на себя полуторное количество этой дряни. Буратина, борясь с тошнотой, пил эту мерзкую водичку, иначе было совсем уж скверно.
Потом папа Карло перестал появляться в каморке вообще. Буратина изнывал от скуки и голода. Впервые в жизни он подумал о том, что, наверное, с удовольствием почитал бы какую-нибудь книжку. Ещё больше ему хотелось погулять. Увы, его неподтверждённый статус не позволял проводить время на территории Центра, а за ворота в общую зону его тоже не выпускали.
Однажды от нечего делать бамбук попытался исследовать пространство за голограммой с очагом. К сожалению, мешал нос: при попытке просунуть голову внутрь он довольно быстро упирался в какую-то твёрдую преграду. Обламывать же старое испытанное оружие Буратина не хотел. Всё, что ему удалось разглядеть сквозь мерцание фальшивого пламени – так это какую-то дверцу. Скорее всего, это был коммуникационный лаз или что-то вроде этого. Но там всё было так затянуто пылью и паутиной, что разобрать что-либо было совершенно невозможно, и Буратина оставил эту затею.
Вопрос с обучением решался медленно и со скрипом. Учебных заведений в общей зоне было довольно много: в конце концов, в Директории единственными путями наверх были удачный ребилдинг и хорошее образование. Однако училищ начальной ступени имелось всего три, и все были недёшевы.
В конце концов доктор Коллоди остановился на том самом Аусбухенцентруме, о котором говорил сверчок.
Об этом месте Буратина кое-что слышал. Запомнил он, впрочем, немного. Однако в долгие часы сидения на койке единственным его развлечением, кроме рукоблудия (этим нехитрым делом бамбук мог заниматься очень долго, но всё-таки не всё время напролёт), было копаться в памяти. Правда, в основном Буратине вспоминались житейские вещи: мягонькая Винька-Пунька, победы в спарринге, Джузеппе, комната 16А, засранный конями газон и ссоры с входным крокодилом. Про AZ он помнил какие-то обрывки разговоров – типа того, что там очень жёсткая дисциплина, зато хорошо учат и кормят до отвала.
Голодному деревяшке последнее обстоятельство казалось перевешивающим всё остальное. К началу второй недели он заметил, что стал приглядываться к существу в автоклаве с нехорошим пищевым интересом.
Однажды ночью – доктор Коллоди, как всегда, отсутствовал – автоклав с тихим звоном открылся. Буратина помог находившемуся там существу выбраться на волю – благо, обросло оно не слишком сильно и могло шевелить конечностями.
Бамбук подумал было насчёт потрахушек: у него очень давно никого не было. Однако зверюшка из автоклава совершенно не возбуждала: какая-то непонятная малоразмерная жёлтая фигня с миниатюрным клювиком и круглыми чёрными глазками. Идея пообкусывать наросшие ткани – сейчас даже такой хавчик казался голодному бамбуку вполне приемлемой добавкой к рациону – оказалась неосуществимой: существо было покрыто чем-то вроде переразвитых перьев, совершенно несъедобных даже на вид.
Зато жёлтая фигня оказалась разговорчивой, чтобы не сказать болтливой, а изнывавший от скуки Буратина был благодарным и внимательным слушателем.
– Я цыпль, – представилась тварюка и тут же пустилась в объяснения, что цыпли – это новомодная и чрезвычайно перспективная модификация базовой основы куриных, прошитая генами дебря и заполированная страусом и лемуром. Цыпли были недавно запущены в серию лабораторией перспективных исследований. Как и все изделия ЛПИ, цыпль с рождения имел статус эволюционирующего и ни дня не прожил в вольере.
Работала с его тельцем и умишком кураторша из отдела стратегических исследований: существо называло её мамой. Об этой самой маме цыпль был готов говорить бесконечно и в исключительно восторженном тоне. Трезвомыслящий Буратина только хмыкал. Впрочем, скепсиса у
