Ангарцы продолжали свой неспешный путь к Москве, и ближе к вечеру показалась высокая земляная стена с немногими башенками и редкими кольями. «Вот тебе на!» – подумал Пётр.
– А где же каменные стены? – спросил Карпинский Тимофея, с которым они ехали вместе, переговариваясь о предстоящем деле.
– Так то Земляной город, – кивнул на вал Кузьмин. – Его совсем недавно насыпали. Вона и ров пред ним. До него деревянные стены были, но огонь пожрал всё.
– Погодь, а кремль? – спросил Карпинский, пытаясь вспомнить, какой он сейчас должен быть – ещё белый или уже красный.
– До него ещё далёко, – прищурился Тимофей, улыбаясь. – Нешто ты хочешь сразу кремль узреть?
Его собеседник лишь пожал плечами, до сего момента он считал себя знакомым с московской историей, хотя бы и поверхностно. Сейчас же и в этом сомневался.
– Гля, Пётр! Вона и царь нас дожидается! – купец указывал на проездные ворота между склонами вала.
Пётр изумлённо силился разглядеть между несколькими стрельцами и мужиками, бывшими у ворот, московского царя, и невольно оглянулся на странные звуки, доносившиеся за спиной. Никита Микулич и пара мужиков-нижегородцев, похрюкивая, смеялись, держась друг за дружку.
– Тебе, Тимоша, весело, смотрю? – похлопал покрасневший Карпинский веселящегося купца по плечу и ощерился. – Может, ещё над Пашей пошутишь?
Таможню прошли без проблем – Парамон постарался, ангарцев даже пропустили вперёд десятка других тележных караванов. К ночи они устроились в одном из постоялых дворов. По дороге их было немалое количество. Примыкая друг к другу, они составляли целую улицу, раскрытые ворота шли одни за другими, со всех сторон доносился шум, гам, выкрики, кто-то спорил, а кто-то уже и махал кулаками. Попадались и лавки, до изумления схожие с ларьками, что расплодились по всей стране в тысяча девятьсот девяностые. Чуть дальше пошли дворы побогаче, с резными фигурками на воротах, да и сами ворота были украшены цветным орнаментом, кое-где на ограду использовался и белый камень. В один из таких дворов ангарцы и завернули своих лошадей. Дьяк Парамон, быстренько переговорив с резво выскочившим из, как показалось, мини-дворца, хозяином, тут же раскланялся, оставив ангарцев на попечение стрелецкого головы. Сам он, по его словам, должен был встретиться с Василием Михайловичем Беклемишевым, головой ангарского приказа, что уже давно обретался в Москве.
Ящики с золотом и всю остальную поклажу нижегородцы снесли в светлицы. Оба Микулича остались там же сторожить добро. Ангарцы же собрались в небольшом зальчике, куда через коридор выходили двери их, так сказать, номеров. Теперь можно было попробовать местной стряпни. Служки появились незаметно и тихо, принявшись всячески нахваливать свою кухню. В результате долгой дискуссии ангарцы всё же заставили служек принять заказ в духе ресторанной практики более поздних веков. Те-то, по бытовавшим обычаям, собрались выставлять на стол полные смены блюд, такие как холодное, горячее, жаркое, тельное и прочее. Ангарцы же, не захотев превращать обычный ужин в вульгарный банкет, предпочли заказать порционно. Служки долго силились понять, что именно приезжим надо, и были весьма удивлены скромным заказом. Кстати, Микуличей насчёт кухонных обычаев и не спрашивали, а Кузьмин неожиданно встал на сторону ангарцев, объяснив удивлённым юношам их пожелания. А пожелали они щей с осетриной, рассольнику с говядиной, фаршированной репы каждому, печёных куриц и множество пирогов с самыми разнообразными начинками, начиная от грибов и творога, заканчивая ливером и зайчатиной. Никакого алкоголя ангарцы не взяли, к ещё большему изумлению служек. Разве может считаться алкоголем ковш вишнёвого мёду и самая малость боярской романеи? Ну а для нижегородцев, что пребывали на первом этаже этого дворца-гостиницы, был заказан тот самый банкет, что пытались эти молодцы навязать ангарцам. Пускай мужики порадуются, заслужили.
Карпинский, честно говоря, с некоторой долей предвзятой осторожности отнёсся к местной стряпне, представляя себе царившую там антисанитарию. Это не ангарские столовые, устроенные на взыскательный вкус и взгляд среднего человека двадцать первого века. В это тёмное время вряд ли были санитарные службы, которые проверяли бы состояние кухни. Однако едва попробовав своей, ещё с БДК утащенной ложкой рассольника, Карпинский забыл обо всех своих страхах и чуть не проглотил язык, настолько этот суп был вкусен. А фаршированная репа! Это просто песня – нежная мякоть, смешанная с мясным фаршем, травками, луком, сверху покрытая золотой корочкой запечённого сыра. Да всё это было щедро промаслено и так возбуждающе пахло! В общем, московской кухни никто более не опасался: есть можно было смело. А вот вино не понравилось – кислое какое-то, а вишнёвая медовуха же, напротив, оказалась весьма недурна. Хмельная бражка с добавлением мёда крепостью была не более шести оборотов и пилась легко, как пиво.
– Ты особо не налегай, – ухмыльнулся Грауль, подсев к Петру поближе. – Микулич говорит, нас ещё в оборот не взяли, только стрельцы, что с нами от Коломны шли, и стерегут подворье. Сегодня же надо вам с Тимофеем уматывать к его отцу.
– А завтра будет поздно? – спросил Пётр, томимый съеденным и выпитым. – Местная кровавая гэбня постарается?
– Поздно, – кивнул тот. – Стеречь нас будут до самого визита к царю, чтобы не шатались по городу, умов не смущали.
– Чьих умов? – удивился Карпинский.
– Мало ли чьих, боярских, дворянских, – пожал плечами Павел. – Ничего странного тут нет, обычная практика пресечения ненужных встреч.
Москва, Китай-город. Покои терема боярина Беклемишева
Поздно вечером приказный голова вернулся из-за кремлёвских стен совершенно разбитым. Но и ночью Василию Михайловичу не пришлось спать до самого рассвета, он встречался с людишками нужными, для дела важного гожими. Проведши полдня на нервах, он рассказывал царю всё то, что было ему известно о державе ангарской и её обитателях. Говорил обо всём им слышанным да виденным. Казалось, ничего не ускользнуло от его уха или глаза. Ведь такова служба его – примечать всё то, что для отечества родного да государя, Богом даденного, цену имеет. А вышел он из палат царских, что мышь мокрая. Тяжко оно, с государем всероссийским речи вести, да вопросы его колкие, в самую суть бьющие, выслушивать. Пришлось для душевной и телесной поддержки после оного в баньке на славу попариться да медку всласть напиться, ибо парилка отменная и разум просветляет и членам роздых и успокоенье даёт.
Вот и сидит Василий за столиком резным при свечном свете, гостей ждёт. А первый уж и на порог явился, проскользнув в приоткрытую ему холопом дверь рядом с воротами. Тихо в доме, дети да бабы спят давно, а мужики, кто на дворе, кто в доме, бдят – им спать не велено. Тишина такая, что таракан прошуршит под половицей – и то слышно. А тем временем фигура в тёмных одеждах бесшумно скользила по лестнице, к кабинету боярскому. Там его уже дожидались. Василий Михайлович, выслушивая
