Ответом был противный булькающий смех, причём забулькал не только сам Водяной, но и его лупоглазое войско.
— Дружину твою, Садко-купец, я бы, может, и отпустил. Но только для чего мне, чтоб они, вернувшись домой, стали рассказывать, где и у кого ты остался?
— Ага! — воскликнул Садко. — Так ты боишься, стало быть, что люди о тебе узнают? И какой же ты, в таком случае, всемогущий?
— Могущества моего ты не ведаешь! — злобно ответил Водяной. — И не стоит тебе его проверять. А людишки мне здесь не нужны, не нужно, чтоб покой мой кто-то нарушал. Твоих дружинников я, так и быть, потерплю — расселю по островам, чтоб они для меня рыбу ловили да сети плели. Ну, а ты при мне останешься, песнями меня веселить будешь.
Он говорил, почти не скрывая торжества, уверенный, что пленник не осмелится спорить, — сила была на его стороне. Но встретив полный ярости взгляд молодого купца, заметив, как тот кладёт руку на рукоять меча, «Морской царь» заговорил мягче, почти с лаской в голосе:
— Да ты не думай, ни людей твоих, ни тебя не обижу. В довольстве жить будете. Я тебя женю на одной из своих дочерей. Они у меня красавицы, одна лучше другой!
— Русалки-то? — уже не скрывая негодования, спросил Садко.
— Русалки, — поддакнул Водяной. — Русалочки. Но ты сам увидишь, как они прекрасны. И не захочешь никуда уезжать.
— Этому не бывать! — Голос гусляра дрогнул, но от одной только ярости. — Я — да в шуты к чуду морскому пойду?! Размечтался! Лучше гусли о камни разобью. И угроз твоих не испугаюсь.
— Но послушай, Садко! — «Морской царь» заговорил уже и вовсе миролюбиво. — Давай, если так, заключим с тобой договор, и уж тут я тебе верное слово дать готов. А договор такой: ты со своими дружинниками год у меня проживёшь, каждый день петь будешь, дев морских песням своим обучишь, а мне такие ж, как у тебя, гусли сделаешь. И потом отправишься, куда пожелаешь. А жениться на русалочке или нет, сам решать будешь.
— Ага! И если женюсь, то и совсем останусь! — подхватил купец. — А то я не знаю, что нечисть морская в мире людском жить не сможет! Нет, не выйдет. Если добром нас всех отпустишь, так и быть, гусли тебе подарю, хоть и дороги они мне не менее, чем эта ладейка быстрокрылая. Но жить здесь целый год ни я, ни люди мои не станем.
Белёсое лицо Водяного выразило было злобу, но он, вероятно, понимал, что удержать-то странников силой может, да как заставишь силой так вот петь да играть? Так, чтоб у него и у всей его свиты ноги готовы были в пляс пуститься. Нет, силой да угрозами это не получится...
— А что, если я тебе за этот год большую плату дам? — спросил «Морской царь».
— И чем же ты заплатишь? — Садко не мог не задать этот вопрос, не то не был бы купцом.
Снова раздался булькающий смех. Но теперь Водяной смеялся один.
— А заплачу я тебе тем, ради чего ты плыл по Нево-озеру да в мои владения заплыл!
Садок Елизарович против воли вздрогнул. Что же, неужто это пугало морское, то есть озерное, неужели оно может читать мысли? Или вправду обладает загадочным могуществом, дающим власть не только над обитателями моря, но и над людьми? И если он действительно царь в водном мире, то, значит, сокрытые в волнах сокровища тоже ему принадлежат? И загадочный клад, проклятый клад нибелунгов, ради которого он, Садко, затеял рискованный спор с новгородцами, ради которого отправился в это опасное плавание, этот самый клад тоже принадлежи! Водяному?!
— Загадками не говори! — укорил он «Морского царя». — Если знаешь, для чего я с дружиной в плавание отправился, скажи прямо. Не то как я могу согласиться или не согласиться принять плату, коли не знаю, чем мне платить станут?
Впервые за всё время бесцветные, почти лишённые выражения рыбьи глаза Водяного блеснули.
— Плыл ты за ладьёй, злата полной. Не доплыл. Но ладья-то отсюда близко. И если тебе она и впрямь нужна, так знай: без моей помощи ты её никак не получишь. Знаешь небось, что злато то зачарованное.
Купец почувствовал, что у него вдруг закружилась голова. Он готов был услышать то, что услышал, но известие это вызвало у него настоящее смятение. Цель его отчаянного плавания была, оказывается, уже очень близка. Но загадочный клад был в руках (в лапах, в ластах?) этой водяной твари, у которой богатство, уж конечно, просто так не получишь... И можно ли верить какому угодно обещанию Водяного, если один раз он уже обманул? Да и правда ли, что он владеет кладом? А если нет?
— Садко, не верь ему! — прошептал в самое ухо предводителю кормчий Лука. — Обманет он... Опять обманет!
— А ты бы помолчал, а не то язык проколю! — Зловещий трезубец Водяного описал дугу в воздухе и стукнул по камням. — Не мешайся, мы сами договоримся. Ишь, забормотал тут...
— Мои люди могут со мной говорить, когда им угодно! — резко оборвал Садко. — И грозить им не надо. Вот что, твоё величество! Я — человек торговый и могу, конечно, на слово поверить, если сделку совершаю, да только ты-то не купец. И нас на этом острове силой удерживаешь. Да ещё и слова не держишь. Что глазищами зыркаешь? Да, не клялся ты нам, не божился, но сказал ведь, что коли порадую да развеселю, то и отпустишь. А не отпустил. Как же твои слова на веру брать? Так что мне, чтоб торговаться с тобой, надобно сперва твой товар увидеть. Покажешь свой клад, тогда и поговорим. И решать, служить ли у тебя ради клада этого либо нет, я буду вместе с моей дружиной. Понятно? А ежели сторгуемся, то с тебя надёжная клятва потребуется.
Он ждал, что Водяной ещё сильнее обозлится, и готов был продолжить рискованный торг. Но «Морской царь» неожиданно растянул свою бороду в улыбке.
— Что же, — сказал он. — Будь по-твоему. Пускай дружинники твои тебя здесь ждут, а мы с тобой сей же час поплывём к золотой ладье. Согласен?
— А то... Я ж сам о том заговорил. Только где ж твоя ладейка? Мою я дружине оставлю. Мало ли что...
И снова в длинной бороде явилось
