Вспомнив рассказ разбойника Бермяты, Садко поднял голову, оглядывая верхнюю часть острова. И тотчас увидал то, о чём рассказывал косматый предводитель речных грабителей: на самом верху на фоне светлого неба темнела каменная фигура. То было подобие человека с раскинутыми в стороны руками и чем-то вроде венца на голове.
— Идол! — прошептал купец. — Всё, как Бермята рассказывал.
И вдруг ему вспомнилось условие, о котором тогда поведал разбойник. Условие, без которого не найти входа в пещеру под островом.
— Эй, Водяной! — Он крепче сжал кулак и сильней дёрнул бороду, вызвав новый отчаянный визг. — Мне сказано было, что вплыть туда можно, только если поблизости голубку выпустить. За нею вороны погонятся, и она в потайной проход влетит. А я и забыл голубку-то. На ладье она у меня, в клетке. Что делать станем?
— Без голубки твоей обойдёмся, — обиженно фыркнул Водяной. — Что я, в своём же царстве всех ходов-выходов не ведаю? Бороду отпусти.
— Отпущу, когда туда вплывём, обратно выплывем да к моим людям возвратимся. Не бойся, рука у меня крепкая, не устанет.
На самом деле его пальцы уже стали уставать, рука даже немного затекла. Но купец был уверен: ещё на пару часов, чтоб заветный клад отыскать да доплыть на косатках обратно, к своим товарищам, у него вполне хватит сил и терпения. Что до прохода, то нет сомнений — Водяной его знает.
Никакая голубка им и в самом деле не понадобилась. Подплыв к островку справа, косатки приблизились вплотную, и стало видно: среди нависших над волнами ёлок и кудрявых кустов виднеется чёрное отверстие. Оно было узким: когда набегающая на скалу волна ударялась о неё и всплескивала, тщась добраться до береговых зарослей, щель скрывалась из глаз. Вплыть в такой проход на ладье, даже на маленькой лодке нечего было и думать.
— Дыра увеличивается, когда отлив наступает, — сказал «Морской царь». — А так вход невелик. Придётся сколько-то под водой проплыть. Согласен?
— Опять стращать собираешься? — обозлился Садко. — Давай, пошёл вперёд! Вширь-то вход подходящий: обе наши рыбины рядышком вплывут. Ну, а станет уже, не обессудь: вся твоя бородища у меня в кулаке останется!
Ответом были вновь лишь фырканье да бульканье. И косатки вдруг дружно, мощно оттолкнувшись хвостами, ушли вниз. Садко едва успел заглотить, сколько смог, воздуха. Вода расступилась, поглотила их, и стало черно, чернее, чем минувшей ночью, когда буря поглотила, казалось, весь мир вокруг.
«А ведь я точно не смогу под водой оставаться так же долго, как этот рыбоглазый! — с запоздалым страхом подумал молодой купец. — Может, он и вовсе, как рыба, без воздуха жить способен? Господи, спаси и сохрани!»
Ответом на эту мысль был новый глухой всплеск, и оба «коня» вырвались на поверхность. Садко не успел даже начать задыхаться — получается, что под водой они были всего ничего.
Сперва влага застилала глаза, потом купец проморгался и увидел... Да, он помнил рассказ Бермяты от первого слова до последнего, и хотя не до конца верил рассказанному, но сейчас ожидал увидеть именно то, что описывал недавно пленённый им разбойник. Примерно это он и увидел, но зрелище было до того невероятным и ошеломляющим, что вначале Садко оцепенел.
В гроте, расположенном под скалою, скрытом от всего мира, должна была царить кромешная тьма. Как та, что окутала их, когда косатки нырнули. Но тьмы не было. Хотя едва ли кругом было светло, будто днём. Свет, который окружал теперь купца и Водяного, был так странен, что сперва вызывал ощущение нереальности, морока, наваждения. Бермята назвал это сиянием, но то было не сияние. Просто кругом в воздухе и, казалось, в воде было рассеяно бело-зеленоватое свечение, холодное и исходящее словно бы ниоткуда. Хотя вроде было очевидно, что может здесь светиться. Посреди озерца, целиком заполнявшего круглый грот, недвижно стояла большая ладья. По форме она напоминала варяжские дракары. И, как на них, у неё на носу тоже виднелась оскаленная морда некоего чудища. При этом и борта ладьи, и идольское изображение, и мачта, и даже свёрнутый парус — всё имело вполне определённый цвет, цвет червонного золота, а характерный блеск говорил сам за себя. Ладья, кажется, и впрямь была золотая, при этом совершенно невероятным образом держалась на поверхности воды!
«Может, на камнях стоит?» — успел подумать Садко.
И больше уже не мог ни о чём думать. Он увидел в этом непонятном свете (светилась не ладья, это было очевидно, а что, он так и не смог понять), что низко сидящее в воде судно до самых краёв наполнено тем же тускло блистающим металлом. Россыпи, груды золотых монет горками поднимались над бортами, и среди них тут и там вспыхивали белые, красные, зелёные искры драгоценных камней.
Клад нибелунгов превосходил всё, что могло нарисовать самое пылкое воображение. А сколько он может стоить, Садко даже не дерзнул себя спросить. Это было сокровище сокровищ, такое, какого никто никогда не находил.
Купец вдруг поймал себя на том, что его пальцы, сжавшие бороду Водяного, вот-вот готовы разжаться. И «Морской царь» явно это заметил — понемногу, прядку за прядкой он стал вытаскивать свои космы из руки Садко, хотя и не смел коснуться самой руки, в которой был кипарисовый крест.
— Ты что это задёргался? — урезонил купец Водяного. — Нам ещё назад плыть. Давно ль эта... это всё здесь спрятано?
— Давно, — подтвердил рыбоглазый. — Не одно столетие злато да камни самоцветные тут хранятся. Никто не смог их взять.
— Я смогу! — выдохнул Садко и услыхал вдруг, что его голос охрип. — Я заберу это всё отсюда. Раз уж приплыл сюда и тебя, нечисть водяная, укротил и угроз твоих не испугался, это по праву моё будет.
— И ты согласен за это год в моём царстве прожить да меня пением своим услаждать? — осторожно спросил Водяной.
— Год — много! — Купец, поняв, что сила сейчас на его стороне, решил теперь ставить свои условия. — На год у меня и песен-то не наберётся. Но месяц, так и быть, мы все у тебя поживём. Если, конечно, станешь нас хорошо кормить да поить. Словом, будешь добрым хозяином, и мы добрыми гостями будем.
«Месяц как
