Спохватившись, что Дэн привел ее в кабинет не для того, чтобы она «подглядывала» за его привычками, Лиза перевела взгляд на фотографию и сосредоточилась на ней.
Удивительно, но установить «контакт» ей удалось сразу и легко. Будто Анна протянула ей невидимую руку, ухватила за ладонь и повела по лабиринтам своей жизни. То, что Лиза не почувствовала холода, в который уже успела поверить, не столько удивило, сколько обрадовало. Но картины, которые замелькали перед мысленным взглядом, словно узоры калейдоскопа, не были радостными. Видения тут же рассыпались осколками, и Лиза с трудом успевала что-то выхватывать. Но общий посыл всех картин был один – безрадостная, несчастливая жизнь. Лиза чувствовала, что Анне страшно. И этот страх уходил так глубоко и далеко, что невозможно было понять его источник. Казалось, этот страх родился еще до рождения самой Анны, прорвался вместе с ее первым криком и растворился в другом крике – чужом, встревоженном, отчаянном. Потом Лизу внезапно накрыло, как одеялом, темнотой, и она опрометчиво решила, что контакт прервался. Но не успела она отвести взгляда от монитора, как увидела зажегшиеся на темном куполе белые пятна. В первый момент Лиза приняла их за звезды, но затем пятна стали четче, будто некто настроил резкость, и Лиза в ужасе едва не вскрикнула. Белые пятна оказались светящимися уродливыми лицами, которые глядели на нее пустыми глазницами и щерились оскалами. Лиза почувствовала, как страх – живой, будто змея, – скользнул ей за шиворот и пополз по позвонкам вниз к пояснице. Она передернула плечами и выгнулась, пытаясь вытряхнуть «змею» из кофточки. И следом за этим полетела в бесконечную пропасть. Прежде чем ее вытолкнуло в реальность, Лиза мельком успела увидеть Анну снова. Вернее, повзрослевшую лет на десять девушку. А за нею – Анну с фотографии, только черно-белую, будто негатив.
Лиза прикрыла глаза и посидела так какое-то время, прислушиваясь уже к собственным ощущениям. Затем, когда дыхание выровнялось, открыла глаза, выключила компьютер и вышла на кухню.
Дэн стоял в задумчивости, опершись руками и поясницей о край мойки. Через одно плечо у него было перевешено кухонное полотенце, и это показалось Лизе в облике мужчины особенно трогательным. Рядом на столе высилась небольшой горкой вымытая посуда. Услышав шаги, Дэн поднял взгляд и вопросительно посмотрел на Лизу.
– Анна не мертва, – сказала она. – Но и будто не жива.
– И что это значит?
– Не знаю. Она двоится. Одна Анна – повзрослевшая лет на десять. Другая – такая, как на фотографии, только видится черно-белой, словно негативный отпечаток.
– Мне это ни о чем не говорит.
– Мне, к сожалению, тоже, – вздохнула Лиза. Усталость накатила на нее внезапно и с такой силой, что она оперлась рукой о спинку стула. Думать о том, что стало на самом деле с Анной, ей сейчас не хотелось. Она уже и так отдала много энергии, работая с фотографией. Дэн без слов понял, что с нею, подался вперед и обнял ее за плечи.
– Нужна шоколадка?
– Нет, – качнула головой Лиза, разглядывая лицо Дэна – серые глаза в обрамлении черных ресниц, ровный нос, морщинку меж бровей, крошечную родинку над правой бровью и тонкие, словно прочерченные иголкой, заметные лишь с близкого расстояния шрамы на левой скуле – напоминание об аварии.
– Что? – спросил Дэн, когда ее взгляд остановился на его губах.
– Ничего, – ответила она, снимая с него очки и кладя их на стол рядом с посудой.
– Не убегай больше, – его руки переместились с ее плеч на талию.
– Не убегу. А ты не уходи, – она уткнулась лбом ему в подбородок.
– Не уйду, – шепнул он, зарываясь лицом ей в волосы. – Обещаю.
10
С утра Дэн отвез Лизу домой, а сам заехал, как обещал, к Ивасину. День хоть и был субботний, но друг находился на рабочем месте. Проговорили они с полчаса. Вернее, говорил Дэн – рассказывал о версии Лизы и показывал Петру перерисованную на альбомный лист слегка видоизмененную схему. Ивасин слушал молча, только иногда шумно отхлебывал начифиренный чай из своей кружки и хмурил густые брови.
– Спасибо, Весенин, приму к сведению, – наконец вымолвил Петр. – Только вы с Лизой не увлекайтесь расследованием. Оставь это дело нам. Небезопасно оно, как сам видишь.
– Я за Лизу боюсь, Петь, – признался Дэн. Ивасин кивнул и отодвинул в сторону опустевшую кружку.
– И я тебе о том. Сам не лезь и ей не давай. Я сам разберусь. Спасибо, друг!
Ивасин привстал из-за стола, и Дэн поднялся следом. На душе у него стало спокойнее: Петр и правда разберется. А им с Лизой нужно решить другое – то, о чем он умолчал, не стал рассказывать. И не потому, что Ивасин был такой уж скептик. Просто ему не хотелось афишировать способности Лизы, и уж тем более рассказывать, что с нею случилось. Лиза ему доверилась, и он ценил это.
Она сказала, что сможет справиться с чужим влиянием, что мачеха обучила ее способам очищения. Сказала об этом так уверенно, с блеском в глазах, что Дэн ей поверил. Отвез Лизу, как она попросила, домой и решил не тревожить звонками до тех пор, пока она сама ему не позвонит. Но сейчас, когда он вышел от Ивасина, внезапно обнаружил, что времени у него – целая вечность. Вечность без Лизы, в ожидании ее звонка. Как же он жил без нее раньше? Чем заполнял все эти складывающиеся в часы минуты? Куда-то несся, куда-то торопился, на что-то ему не хватало времени, на что-то казалось жалко тратить. Например, на такие пешие прогулки по парку. И на мысли, которые были не о сюжетах. Сейчас, прогуливаясь по высушенным солнцем дорожкам, щурясь на синее небо, Дэн думал не о незаконченной книге, а об этом утре, которое было у него с Лизой. Самом безобидном и потому невероятно счастливом. Они просто вместе, никуда не торопясь, смеясь и шутя, готовили завтрак. Потом, переглядываясь, с молчаливыми улыбками ели омлет и тосты. И Дэн в это утро так ясно, как никогда, понял, что ему хочется миллион таких вот утр, и не с кем-то другим, а именно с Лизой. Он едва не сказал ей об этом, и его фраза наверняка прозвучала бы как предложение – спонтанное на первый взгляд, но принятое им уже давно на подсознательном уровне. Только Лиза в тот момент попросила отвезти ее домой. И с ее просьбой в их утро – чистое, беззаботное, невинное – снова ворвались угроза опасности, совершенные кем-то убийства и гнусности, которые распространяла Амалия.
Сколько он так намотал по парку кругов, думая о Лизе, – со счета сбился. Только когда сидевший на лавочке старичок начал с ним здороваться, понял, насколько примелькался. Дэн решил вернуться к машине, заехать в кафе и почитать за кофе книгу. Но когда он уже пересекал парковку, ему наконец-то позвонила Лиза.
– Дэн… – отчего-то тихо позвала она. – Дэн, приезжай скорей.
Голос у нее был приглушенный, фразу она проговорила так быстро, что проглотила окончание. Она еще раз торопливо повторила просьбу приехать и отключила вызов. И напрасно испуганный Дэн ей перезванивал: Лиза больше не брала трубку.
Он не помнил, как добежал до машины, как сорвался с места так, что вспугнул прохаживавшуюся по тротуару в поисках хлебных крошек стайку голубей, и на какой скорости домчался до дома девушки. Кое-как приткнул машину на свободное место и бегом, перескакивая через ступени, взлетел на нужный этаж.
Сердце, и без того издерганное тревогой, оборвалось, когда он увидел приоткрытую дверь. Не медля, Дэн вбежал в квартиру:
– Лиз?! Ты где?
Встретила его тревожно звеневшая тишина. Обмирая от страха за Лизу, Дэн сунулся в ванную, заглянул
