Требовательно запиликал телефон, на осколки разбивая зарождающуюся злость. Света тяжело вздохнула, прислонилась к подруге, странным образом успокаиваясь от тепла ее тела. На экране горел номер тети Лары. Знаками показав «я на минутку», Света отошла в сторону. Палец завис над иконкой в виде красной трубки – выслушивать очередные соболезнования хотелось меньше всего. За минувшие дни она слышала их достаточно.
– Да, теть Лар, – она все же приняла вызов.
– Ну как ты там, кровиночка моя? – тетя Лара с ходу сорвалась в сюсюканье.
– Да ничего, теть Лар, держусь.
– Крепись, родная, крепись. Тебе сейчас надо быть сильной. Такое горе и на такие хрупкие плечи, ох-хо-хо-о-о… Как ты сама с этим справишься, бедная ты моя?
– Ты не приедешь, да? – догадалась Света.
Выхолощенный голос давно забыл, как выражать эмоции, но на том конце линии переполошились.
– Ты только не сердись, кровиночка моя! Не сердись! Я сама себе места не нахожу, но никак не вырваться. С работы не отпускают, да и, если честно, денег нет ни гроша лишнего. Три кредита на мне висят, еле концы с концами сводим.
– Я понимаю, – тускло ответила Света. – Я все понимаю, теть Лар.
– Я знала, что ты поймешь. Ты у нас всегда была умницей. – Тетя Лара зашмыгала носом, шумно высморкалась. – Ты крепись там, не отчаивайся. Жизнь идет, время лечит, ну… И д-да, вот еще…
Она замялась, явно собираясь сказать что-то неприятное, хотя Света не могла представить, что может быть неприятнее тетки, не едущей на похороны племянника, которого растила как родного сына. Кредиты у нее, надо же! Света презрительно скривилась.
– Я отцу вашему звонила, рассказала про Антошу. Он очень-очень соболезнует, но приехать не сможет. Младший у него заболел, а жена в командировке. Он за няньку…
– Теть Лар, – Света устало прикрыла глаза, – мы с ним уже года три не созванивались. А не виделись все пять. Зачем ты мне все это рассказываешь?
– Ну, так-то оно, конечно, так, но все ж родная кровь… отец ведь…
– Биологический, – строго поправила Света. – Все, извини, у меня сегодня еще очень много дел.
Пока она наскоро прощалась с тетей, подошла Настя.
– Кто не приедет? – беря подругу под локоть, поинтересовалась она.
– Никто… – буркнула Света.
– Никто… Отец? – догадалась Настя. – Не бери в голову. Отцы порой бывают настоящими засранцами.
– Твой такой же? Ты поэтому про него так мало рассказываешь?
– Мой… А нечего рассказывать. – Настя задумчиво накрутила локон на палец. – Мой живет на работе. Иногда даже ночует там. Ладно, пойдем уже, давай закончим с этим.
Ритуальщица словно и не прекращала разговора. Заученно раскручивала клиента на деньги, не подозревая, что чудом избежала сокрушительной истерики.
– …подушечка под голову. Все равно будет не видно, так что можно побюджетнее…
– Я хочу, чтобы все было достойно, – неожиданно твердым голосом перебила ее Света. – Сделайте так, чтобы все было достойно.
Ритуальщица ничем не выдала эмоций, но отрешенные глазки ее вдруг загорелись неподдельным интересом. Позже, оплачивая счет, Света пожалела о своем опрометчивом высказывании. Нет, ей не втюхали самый дорогой памятник и позолоченное надгробие, все позиции оказались в средних пределах или даже чуть ниже. Участливая девушка просто внесла в счет все возможное, включая лампадки, свечи и даже носки. Услуги похоронной бригады, катафалк, место на кладбище, аренда ритуального зала и поминки сожрали все сбережения, которые Света откладывала на квартиру.
Умирать оказалось неожиданно дорого.
Катафалк – широкая «газель», приспособленная для перевозки усопших, – подпрыгивал на ухабах. В такие моменты, ловя равновесие, Света хваталась за гроб и тут же отдергивала руку, словно обжегшись. Мерещилась трупная вонь, тяжелый, тошнотворный аромат морга, хотя нос опух, покраснел и вряд ли мог адекватно воспринимать запахи. Молчаливые крепкие парни в одинаковых фирменных робах сидели вдоль борта. Под их ногами позвякивали свертки с инструментами. Все выглядело совершенно не так, как в кино. Не было траурной процессии, люди в черных плащах не толпились у свежей могилы, не секло дождем широкие купола зонтов. Духовой оркестр не играл похоронный марш.
Буднично машина заехала на кладбище, пристроилась рядом с двумя точно такими же, что отличались лишь логотипами ритуальных фирм на кузовах. Еще одно напоминание, что люди мрут каждый день и ее горе не уникально. Света вывалилась из салона, тихо радуясь, что уже несколько дней жила только на кофе. Долгая тряская дорога и духота подкатывали к горлу едкой желчью. Прохладный ветер, напитанный ароматом сосновой хвои, приятно обдувал разгоряченное лицо. Пока Света стояла, старательно унимая тошноту, мимо пронесли гроб.
У самого склона холма чернела яма в обрамлении земляных насыпей. Жирная почва, рассыпчатая, похожая на песочное тесто, сминалась под ботинками парней из похоронной бригады. Вокруг могилы стояли какие-то люди, совсем немного – на кладбище поехали лишь автовладельцы, – но, вспоминая прощание в траурном зале, Света с недовольством отмечала, что и там народу собралось едва ли намного больше. Она не видела их лиц, не соображала, мужчины это или женщины. Темные силуэты, обычные статисты из жизни Антона. Сейчас они скорбят, неловко бормочут слова поддержки, но вряд ли вспомнят о брате уже через месяц.
Света не желала признаваться в этом самой себе, но в глубине души, в самом потаенном месте, зрела обида на брата. Горькая, отравляющая все и вся, она грозила перерасти в злость, из которой разгорится испепеляющая ненависть. Ей хотелось сохранить об Антоне самые теплые воспоминания, но мерзкий червивый голосок день ото дня, час за часом подтачивал сестринскую любовь, казавшуюся прежде незыблемой. Перед глазами вставало удивленное лицо Антона в струйках запекшейся крови. Червивый голосок глумливо визжал: «Он тебя бросил! Поганый трус! Предал тебя и сбежал на тот свет! Какой мразью надо быть, чтобы так поступить с родной сестрой?! Что за сволочь способна на такое?! Он же знал, что у тебя нет никого ближе! Знал! Зна-а-а-ал!»
Но еще хуже становилось, когда мерзкий голосок замолкал и из-под него пробивался другой, морозно-спокойный, с притворным любопытством вопрошающий, а где, собственно, находилась любящая младшая сестра, когда ее брат бросился навстречу асфальту? «Где? В соседней комнате? Пьяная в хлам? Хороша поддержка, нечего сказать! Да что ты знала о нем, эгоистка? Самовлюбленная дрянь! Ты хоть раз спросила, что его гложет, какие у него проблемы? О да, и он отвечал – никаких! А ты радостно забывала об этом еще на полгода! Ты снимала по верхам и ни разу не докопалась до сути! Ты плохая сестра! Ты