— Найди в Хунтандуне самый большой трактир, — велел я Эадрику, — и можешь там напиться.
Я дал ему денег.
— Просто напиться, господин? — заулыбался он.
— Если тебя остановят при входе в город, — сказал я, — говори, что ты человек Этельхельма.
— А если нас станут расспрашивать?
Я отдал ему свою золотую цепь, только сначала снял с нее молот.
— Скажешь, чтобы не лезли не в свои дела.
Цепь должна была показать, что он — человек, облечённый властью, куда выше рангом, чем любой стражник у ворот Хунтандуна.
— А когда мы туда попадём, мы просто должны пить, господин? — снова спросил Эадрик.
— Не совсем так, — ответил я и объяснил, чего хочу, и Эадрик, который был далеко не глуп, рассмеялся.
А на следующий день мы отправились вслед за ним, на юг.
Мы не доехали до Хунтандуна, да и не собирались. В нескольких милях севернее города, на пастбище с восточной стороны от дороги, мы увидели множество пасущихся лошадей. За ними виднелись грязно-белые крыши шатров. Над шатрами развевались на порывистом ветру пёстрые флаги. Я увидел дракона Уэссекса, флаг Этельфлед с нелепым гусем, знамя Этельхельма со скачущим оленем. Там были флаги с изображениями святых, флаги с намалеванным крестом, со святыми и крестом вместе, и среди них затерялось знамя Сигтрюгра с красным топором. Здесь, а не в только что сдавшемся Хунтандуне, а в шатрах, возведённых вокруг крепкого фермерского дома, собирались на встречу лорды. Наше приближение заметил запыхавшийся распорядитель и замахал руками, указывая в сторону пастбища.
— Кто вы? — выкрикнул он.
— Люди Сигтрюгра, — ответил я.
Мы несли не мой флаг, а знамя с красным топором, которое Херефрит и Брайс использовали в засаде, чтобы обмануть Брунульфа.
Распорядитель плюнул.
— Мы больше не ждем никаких датчан, — сказал он, не скрывая отвращения.
— Вы нас никогда не ждёте, — ответил я, — потому во время битвы при виде нас обделываетесь.
Он моргнул, я улыбнулся в ответ. Он отступил на шаг назад и махнул на ближайшее пастбище.
— Оставьте лошадей там, — теперь он явно забеспокоился, — и чтобы никто из вас не носил оружия, ни один.
— Даже саксы? — спросил я.
— Только стражники из личной охраны короля, — ответил он, — и больше никто.
Большую часть своих воинов я оставил охранять наших лошадей, а также мечи, копья, топоры и короткие мечи - саксы, от которых пришлось избавиться. Я взял с собой Финана, Брунульфа, моего сына, двух пленных и отправился к фермерской усадьбе. Между шатрами на огне готовили пищу, клубы густого дыма поднимались вверх. На вертеле над костром жарили целого быка, два полуголых раба крутили вертел, а мальчишки подбрасывали свежие поленья в ревущее пламя. Огромный, ростом почти с Гербрухта человек катил бочку к ближнему шатру.
— Эль, — выкрикнул он, — эль, уступите дорогу!
Он увидел, что бочка катится прямо на меня, и попытался её остановить.
— Стой! — крикнул он. — Прости, господин!
Я вовремя отскочил в сторону.
Возле огромного амбара меня ждали Эадрик и Кенвульф. Увидев меня, Эадрик с облегчением улыбнулся, а когда я приблизился, протянул мою золотую цепь.
— Короля Сигтрюгра привязали к козлам, господин, и теперь рвут на части, кусок за куском.
— Плохо дело, да? — я снова надел на шею цепь. — Значит, получилось?
— Отлично получилось, господин. Может, даже слишком хорошо, — он расплылся в улыбке.
— Слишком хорошо?
— Завтра они собираются выступить на север, господин. Только никак не решат, кому достанется удовольствие тебя прикончить, и каким способом.
Я засмеялся.
— Значит, их ждёт разочарование.
Я посылал Эадрика и Кенвульфа разнести в Хунтандуне слух, что предательская уловка Этельхельма удалась. Они рассказали байку о моей измене, о том, как я напал на Брунульфа и его людей, как пренебрёг флагом парламентёров и убил священников и воинов. Очевидно, слух сделал свое дело. Несомненно, Этельхельм гадал, откуда пришла эта весть и почему ничего не слышно от его людей, отправленных на север, чтобы начать войну. Наверняка теперь он доволен, получив, что хотел.
Но это ненадолго.
Встреча лордов проходила в огромном амбаре, внушительном строении, больше многих пиршественных залов.
— Кто владеет этим амбаром? — спросил я стоявшего у одной из высоких дверей стражника с эмблемой Уэссекса и копьём в руке. Несомненно, один из воинов личной стражи Эдуарда.
— Ярл Турферт, — ответил тот, осматривая нас, чтобы убедиться, что ни у кого нет оружия, — а теперь мы владеем им самим.
Стражник не пытался нас остановить. Я говорил с ним на его языке, и хотя мой плащ был бедным и поношенным, на моей шее висела золотая цепь, знак лорда. Кроме того, я немолод, и волосы у меня седые. Так что он признал и мой титул, и моё право присутствовать на встрече, хотя слегка нахмурился, увидев Брайса и Херефрита со связанными руками.
— Воры, — коротко пояснил я, — заслуживающие королевского правосудия.
Я взглянул на Гербрухта.
— Если кто-нибудь из этих гнид заговорит, — сказал я, — можешь откусить ему яйца.
Он оскалил темные зубы.
— С удовольствием, господин, — оскалил темные зубы здоровяк.
Мы пробрались в заднюю часть амбара, и я накинул капюшон потрёпанного плаща, скрыв лицо. После яркого дневного света внутри амбара, оказалось сумрачно, свет проникал туда только через два больших дверных проёма. Внутри собралось не меньше ста пятидесяти человек. Мы остановились позади этой толпы, глядя на грубо сколоченный помост в дальнем конце амбара. Высоко на стене над помостом висели четыре флага — дракон Уэссекса, гусь Этельфлед, белое знамя с красным крестом и флаг Сигтрюгра с красным топором, гораздо меньшего размера, по сравнению с остальными.
На помосте под знамёнами стояли шесть кресел, задрапированных тканью для пущей важности. Сигтрюгр сидел слева, в самом дальнем, выглядел растерянным и мрачным. Ещё один норвежец — я решил, что он норвежец из-за его длинных волос и татуировок на щеках — сидел дальше всех справа, должно быть, это ярл Турферт, безропотно сдавший свои земли западным саксам. Он беспокойно ёрзал в кресле.
Король Эдуард Уэссекский сидел в одном из трёх кресел,
