— Он хочет, чтобы ты перестал блевать дерьмом, старый развратник, — гаркнул я, прервав молчание, последовавшее за этими двумя вопросами.
И начал проталкиваться вперед.
Глава шестая
Я откинул капюшон, сбросил с плеч поношенный плащ, и стал протискиваться сквозь толпу. Финан держался сразу за моей спиной. Как только меня узнали, послышались оханье и шепот, а потом возмущенные выкрики. Но не вся толпа была злобной. Кое-кто ухмылялся, предвкушая интересное зрелище, а несколько человек громко меня поприветствовали. Епископ Вульфхед пораженно уставился на меня и уже открыл рот, чтобы заговорить, но так и не нашел слов и в отчаянии посмотрел на короля Эдуарда в надежде, что тот проявит свою власть, но Эдуард выглядел таким же удивленным и молчал.
Этельфлед смотрела на меня широко открытыми глазами и почти улыбалась. Возмущение толпы росло, послышались выкрики, что меня нужно выкинуть вон, а один юнец возомнил себя героем и преградил мне дорогу. Он был в темно-красном плаще с серебряной застежкой на шее, изображающей оленя в прыжке. Все воины Этельхельма носили темно-красные плащи, одна такая группка проталкивалась сквозь толпу юнцу на подмогу. Тот поднял руку, чтобы меня остановить.
— Ты... — начал он.
Он так и не закончил фразу, потому что я его ударил. Я не хотел бить сильно, но во мне вскипел гнев, и юнец согнулся пополам, внезапно сбившись с дыхания. Я оттолкнул его, он покачнулся и рухнул на грязную солому. Не успели мы добраться до сделанного наспех помоста, как один из стражей Эдуарда нацелил на нас копье, но Финан вышел вперед и встал перед острием.
— Попробуй, приятель, — тихо произнес он, — ну давай же, попробуй.
— Назад! — обрел голос Эдуард, и стражник отошел.
— Уведите его! — выкрикнул Этельхельм.
Он разговаривал со своими воинами и хотел, чтобы они меня выкинули, но два стражника Эдуарда (лишь им было дозволено носить оружие в присутствии короля), неправильно его поняли и оттащили юнца в красном плаще. Голоса Эдуарда и Этельхельма заглушили ропот толпы, но она снова загудела, как только я неуклюже взобрался на помост. Финан остался внизу и уставился на толпу, чтобы никто не посмел мне помешать. Сигтрюгр, как и все прочие, находящиеся в амбаре, удивленно воззрился на меня. Я подмигнул ему и опустился на одно колено перед Этельфлед. Она была такой бледной, такой худой.
— Госпожа, — сказал я.
Она протянула тонкую руку, которую я поцеловал, а когда я поднял взгляд, то увидел слезы в ее глазах, но она улыбалась.
— Утред, — нежно произнесла она мое имя и больше не добавила ничего.
— Я по-прежнему служу тебе, госпожа, — сказал я, повернулся к ее брату и почтительно поклонился. — Мой король.
Эдуард, изумрудную корону своего отца на голове, поднял руку, призывая к тишине.
— Удивлен видеть тебя здесь, лорд Утред, — сухо произнес он.
— Я привез тебе новости, лорд Эдуард.
— Я всегда рад новостям. В особенности хорошим.
— Думаю, ты сочтешь эти новости очень хорошими, господин, — сказал я и встал.
— Так расскажи, — велел король.
Толпа притихла. Те, кто сбежал от утомительной проповеди Вульфхеда, ринулись обратно через открытые двери амбара и устроили давку.
— Я не умею говорить, господин, — сказал я и медленно подошел к Вульфхеду. — Не то что епископ Вульфхед. Шлюхи в «Снопе пшеницы» в Винтанкестере рассказывали, что он не прекращает болтать, даже когда скачет на них.
— Ты, грязный... — начал Вульфхед.
— Хотя они также рассказывают, — грубо прервал его я, — будто он заканчивает так быстро, что проповедь длится недолго. Просто невнятное благословение. Во имя Отца, Сына и ух...ух... ух... ой!
Несколько человек загоготали, но умолкли, заметив гнев Эдуарда. В юности он не был особенно религиозен, но уже находился в том возрасте, когда человек задумывается о смерти и живет в страхе перед пригвожденным богом. Этельфлед, хотя была старше и глубоко набожной, рассмеялась, но смех перешел в кашель. Эдуард хотел уже возмутиться моими словами, но я его опередил.
— Так значит, — теперь я обращался ко всем собравшимся, повернувшись спиной к разъяренному Вульфхеду, — Брунульф мертв?
— Это ты его убил, сволочь, — выкрикнул какой-то храбрец.
Я посмотрел на него.
— Раз считаешь меня сволочью, выйди сюда, король даст нам мечи, и ты докажешь свои слова.
Я подождал, но говоривший не сдвинулся с места, и тогда я просто кивнул сыну, который
отошел в сторону, и Брунульф шагнул вперед, через толпу. Ему приходилось расчищать путь локтями, поскольку со всех сторон напирали, но когда его узнали, люди разошлись, образовав проход.
— Так значит, — повторил я, — Брунульф мертв? Кто-нибудь видел его смерть? Кто-нибудь видел его тело?
Никто не ответил, хотя раздались оханье и шепоток, когда все поняли, кто приближается к помосту. Я протянул Брунульфу руку и помог забраться наверх.
— Господин, — повернулся я к Эдуарду, — могу я представить тебе Брунульфа?
Никто не проронил ни слова. Эдуард посмотрел сначала на Этельхельма, но тот внезапно нашел что-то интересное в потолочных балках, а потом на Брунульфа, вставшего перед ним на колено.
— Он что, воняет как труп, господин? — спросил я.
Лицо Эдуарда перекосилось — похоже, он пытался изобразить улыбку.
— Нет.
Я повернулся к толпе.
— Это не труп! Похоже, я его не убивал! Брунульф, ты умер?
— Нет, господин.
В амбаре стояла такая тишина, что можно было услышать кашель блохи.
— На тебе напали в Нортумбрии? — спросил я Брунульфа.
— Да, господин.
Эдуард жестом велел Брунульфу подняться, и я подозвал его ближе.
— Кто на тебя напал? — спросил я.
Он задумался на мгновение и ответил:
— Люди с эмблемой короля Сигтрюгра.
— Вот с такой? — поинтересовался я, указывая на флаг Сигтрюгра с красным топором, висящий над помостом.
— Да, господин.
В зале послышался возмущенный ропот, но те, кто желал услышать слова Брунульфа, тут же велели остальным заткнуться. Услышав, что на Брунульфа напали люди с его эмблемой, Сигтрюгр нахмурился, но не стал встревать. Этельхельм откашлялся, поерзал на стуле и снова уставился в потолок.
— И тебе удалось отбиться от этих людей? — спросил я.
— Это удалось тебе, господин.
— И сколько твоих воинов погибло?
— Ни одного, господин.
— Ни одного? — спросил я громче.
— Ни одного, господин.
— Ни один твой сакс не погиб?
— Да, господин.
— А был ли кто-то ранен?
Он покачал головой.
— Нет, господин.
— А сколько погибло воинов, что носили эмблему с красным топором?
— Четырнадцать, господин.
— А остальных ты захватил в плен?
— Это ты их захватил, господин.
Этельхельм воззрился на меня, потеряв дар речи и даже способность двигаться.
— И то были
