Мне повезло. Немыслимо повезло. И я еще смела сетовать на необходимость выбирать подарок для истинной пары! Миг его недолгой смерти был самым ужасным в моей жизни и таковым, наверное, останется. Но тот миг уже позади. Всю осень меня терзали мысли: «А если бы тогда…» Их было очень много – мыслей о мгновениях, когда мы с Ризом висели на волосок от гибели.
И завтрашний праздник, возможность отметить его вместе, живыми…
Черная бездна, разверзшаяся передо мной, дерзкое сопротивление Надежды, светящей сквозь черноту… Я поняла, что́ хочу подарить Ризу.
Муж ткачихи не вернулся с войны. Мой вернулся.
– Фейра, – окликнула меня Элайна.
Я не услышала ее шагов. На какое-то время исчезли все звуки.
Очнувшись, я обнаружила, что магазин опустел. Я подошла к ткачихе, вновь прекратившей работу. На сей раз ее отвлекло мое имя.
Ее глаза слегка округлились.
– Я никогда вас не видела, госпожа верховная правительница, – произнесла она, наклоняя голову.
Эти слова я пропустила мимо ушей. Я словно заново увидела ткацкий станок, наполовину готовую шпалеру и все, развешанное по стенам.
– Как? – спросила я. – Как ты продолжаешь работать, невзирая на утрату?
У меня дрогнул голос. Ткачиха этого не заметила или не показала виду.
– Я должна это делать, – ответила она, глядя на меня и больше не пытаясь улыбаться.
Простые слова ударили бичом.
– Я должна создавать новые вещи, – продолжала ткачиха. – Иначе получится, что мы с ним прожили впустую. Если не работать, горе и отчаяние обступят меня со всех сторон, я слягу и уже не встану. Я должна работать, ибо по-другому мне это не выразить.
Ее рука прижалась к сердцу. У меня снова защипало глаза.
– Да, это тяжело, – вновь заговорила ткачиха, глядя только на меня. – Это больно. Но если бы я прекратила работать, если бы станок умолк и челнок остановился… – Она повернулась к шпалере. – Тогда Надежда перестала бы светить в Пустоте.
У меня задрожали губы. Женщина крепко стиснула мою руку теплыми мозолистыми пальцами.
Мне было нечего ей ответить. Для происходившего в душе я не находила слов.
– Я хочу купить эту шпалеру, – только и смогла выговорить я.
Шпалера была подарком мне самой. Ткачиха пообещала, что еще до вечера покупку доставят в городской дом.
Мы с Элайной продолжили путешествие по магазинам, после чего я оставила сестру во Дворце рукоделия и драгоценностей и перебросилась в бывшую галерею Пиланы.
Мне отчаянно хотелось выплеснуть на холст все, что я увидела и прочувствовала в магазине ткачихи. На живопись я отвела часа три.
Иногда картины получались быстро, стоило лишь прикоснуться кистью к холсту. Бывали сюжеты, которые я вначале набрасывала карандашом на бумаге, подбирая размер холста и палитру красок.
Сегодня я выплескивала на холст все горе, переполнявшее рассказ ткачихи. Я переводила в краски ее утрату и то, что копилось во мне. На холсте восставало кровоточащее прошлое, и каждый мазок приносил благословенное облегчение.
Неудивительно, что я забыла о времени и перестала обращать внимание на окружающий мир.
Скрипнула дверь, и я вскочила со стула. Вошла Рессина с ведром и шваброй в зеленых руках. Спрятать картины и принадлежности для живописи я, естественно, не успела.
Рессина лишь деликатно улыбнулась, остановившись возле двери.
– Я догадывалась, что это вы. Несколько дней назад увидела свет сквозь щели и почему-то подумала о вас.
У меня гулко колотилось сердце. Лицо полыхало, как кузнечный горн.
– Прости за самовольное вторжение, – произнесла я, натянуто улыбнувшись.
Фэйри подошла ко мне. Даже с ведром и шваброй в руках, она двигалась изящно.
– Вам незачем извиняться. Я всего лишь хотела прибраться здесь.
Рессина опустила ведро на пол и с легким стуком прислонила швабру к пустой белой стене.
– Зачем? – спросила я, кладя кисть на палитру.
Рессина уперла руки в узкие бока и оглядела полуразрушенное помещение. Деликатно не задержалась взглядом на моих картинах. А возможно, они не вызвали у нее интереса.
– Родные Пиланы пока не решили, будут ли они продавать помещение. Но в любом случае убрать мусор не помешает.
Я сдержанно кивала, понимая, что умножила беспорядок.
– Ты меня извини… в тот вечер меня почему-то потянуло сюда. Хотя я честно собиралась в твою мастерскую.
Рессина невозмутимо пожала плечами:
– Повторяю, вам незачем извиняться.
За пределами нашего внутреннего круга редко кто держался со мной столь естественно. Даже ткачиха, услышав о желании купить шпалеру, повела себя более официально.
– Я рада, что это помещение кому-то пригодилось. Особенно вам, – добавила Рессина. – Думаю, Пилане вы бы понравились.
Я не ответила и молча стала собирать кисти и краски.
– Не буду тебе мешать, – сказала я.
У стены досыхал портрет, который мне не хотелось показывать даже Рессине. Я отправила его в нишу между мирами, где хранились и другие мои картины. Оставалось собрать кисти и краски.
– Оставьте их здесь.
– Но это же не моя мастерская, – ответила я, теребя кожаную тесемку мешка.
– Поговорите с семьей Пиланы. Думаю, они охотно продадут вам галерею.
– Возможно, – уклончиво ответила я.
Мешок с кистями и красками отправился в ту же нишу между мирами. Если кисти слипнутся, а краски застынут, я получу зримое подтверждение собственной безалаберности.
– Если соберетесь, они живут близ Дунмера, на хуторе. У берега моря.
– Спасибо, – пробормотала я, сомневаясь, что отправлюсь туда.
Идя к двери, я спиной чувствовала улыбку Рессины.
– С праздником! – крикнула она вслед.
– И тебя тоже, – торопливо ответила я и выскочила на улицу где… ударилась в теплую жесткую грудь Риза.
Я отскочила, выругавшись сквозь зубы. Риз схватил меня за руки, не давая поскользнуться.
– Ты куда-то спешишь? – посмеиваясь, спросил он.
Все еще хмурясь, я взяла его под руку и зашагала по улице.
– Как тебя угораздило оказаться здесь? – спросила я вместо ответа.
– Сначала скажи, почему ты выскочила из заброшенной галереи с таким видом, будто что-то там стянула?
– Я не выскакивала, – огрызнулась я, ущипнув Риза за руку и заработав новый всплеск смеха.
– Хорошо, вышла оттуда с подозрительной быстротой.
Я молчала, пока мы не свернули на другую улицу, спускавшуюся к реке. Бирюзовые воды успели подернуться тонкой коркой льда. Течение Сидры ослабло, но совсем в спячку река не погрузилась. Это больше напоминало сумеречную дрему.
– Я там пишу картины, – сказала я, когда мы остановились у огражденного прохода вдоль реки.
Холодный, сырой ветер ерошил волосы. Риз поймал выбившуюся прядку и закинул мне за ухо.
– Сегодня зашла туда, начала работать, а мне помешала Рессина. Помнишь, я рассказывала про ее мастерскую? Но галерея принадлежала другой фэйри – Пилане. Она погибла весной, во время атаки на Веларис. Рессина решила навести там порядок. Возможно, родные Пиланы продадут здание.
– Если тебе нужно отдельное помещение для рисования и живописи, мы можем купить здание в любой части города, – предложил Риз.
Неяркое солнце золотило его волосы. Никаких следов крыльев.
– Пойми, я не стремлюсь к одиночеству. Но… так легче сосредоточиться. Другие ощущения.
Я покачала головой, сознавая
