— Это ты сделала, Магра? — спросила она.
— Что сделала? — растерялась я.
— Да дверь же, — объяснила Ирина. — Она снова висит как надо.
Я никак не могла уразуметь: а раныие-то что с ней было не так?
— Я только пряла, — ответила я. Я хотела показать ей шерсть, да как назло запамятовала, куда же засунула все эти клубки. На столе их почему-то не оказалось. Ну да и бог с ними. Главное — вот она, моя девочка, я держу ее за руки, а руки-то у нее совсем ледяные. И она принесла мне целую корзину всякой снеди.
— Все ли хорошо, душенька? Не обидел он тебя?
Сейчас, в это мгновение, ей ничто не грозит. А что такое наша жизнь, если не одни сплошные мгновения?
* * *Мы с Сергеем молча вытаращились на горшок с кашей. Потом оглядели все вокруг. Я вдруг вспомнила, что убирала шерсть на полку вместе с веретеном и вязальными спицами. А сейчас моя пряжа лежала кучей на столе. То есть это я так сперва подумала — «моя пряжа». Никакая она не моя. Она была смотана в клубки, и когда я взяла один в руки, то увидела, что и нить другая — гладкая, мягкая и гораздо тоньше. А рядом еще лежал серебряный гребень — до того красивый, самой царице впору расчесываться. И с картинкой — два рогатых оленя тянут сани по снежному лесу.
Я поискала свою пряжу на полке, но ее там не оказалось. А тонкая пряжа была того же цвета. Я еще раз внимательно поглядела: и сама шерсть была та же. Только спрядена по-другому. Кто-то мне словно показывал: вот как надо.
Сергей заглянул в дровяной ящик. Он наполовину опустел. Мы переглянулись. Ночью сильно похолодало, так что один из нас мог бы слезть с печки и подбросить дров в огонь. Но я с печи не слезала. И, судя по лицу Сергея, он тоже. Тогда Сергей сказал:
— Схожу, может, добуду белку или кролика. Заодно и дров принесу.
Сергей намыл мне шерсти с избытком, у меня еще много оставалось. Я прежде никогда не пряла такой тонкой нити, как эта, но теперь я старалась. Я долго-долго расчесывала шерсть серебряным гребнем, аккуратно, чтобы не поломать зубцы. И когда я наконец уселась за пряжу, то вспомнила, как учила меня матушка. Она мне наказывала натягивать потуже. «Попробуй-ка сейчас побыстрее, Ванда», — говорила она. А я все позабыла. Как матушка умерла, я перестала следить, чтобы пряжа была мягкая и тонкая. В доме все равно лучше меня никто не спрядет. Я посмотрела на свою юбку — связана грубо, и шерсть вся комковатая. Матушка, бывало, носила большие мотки пряжи к соседке через три дома — у той был ткацкий станок. И возвращалась с готовым полотном. Но мою-то пряжу ткачиха в работу бы не взяла. Вот и приходилось вязать одежду самой.
С одной-единственной куделью я возилась долго, наверное, больше часа. Только я закончила — тут и Сергей вернулся. Принес кролика, серо-коричневого. Пока брат свежевал его, я приготовила еще каши. Я все положила в горшок — и мясо, и кости, да еще картошки с морковкой добавила, чтобы жаркое вышло наваристое. В этот раз я целый горшок в печь поставила, нам с Сергеем вдвоем столько не съесть. И Сергей это видел, но промолчал, и я промолчала, и думали мы об одном: кто бы ни прял нашу шерсть, кто бы ни ел из нашего горшка, пусть он лучше ест кашу. А то кто его знает, чем ему захочется полакомиться, если каши не будет.
Я решила, что начну вязать, пока каша готовится. Надо бы прикинуть, сколько мне придется вязать, подумала я, чтобы лишнего не прясть. Я вывязала ряд на двойную ширину постели — все время прикладывала и измеряла — и так пошла вязать дальше. Работа у меня не спорилась. Я вязала на совесть, чтобы петли были ровные и не слишком свободные. Но привычки к старанию у меня не было. Все время отвлекалась и делала большие петли. А то, наоборот, в одном месте затянула и не заметила. Провязала уже три ряда и только тогда сообразила, что уж больно туго спицы в петли проходят. Я сперва решила, что уж с этого-то места буду внимательнее, но последний ряд у меня вышел такой плотный, что я совсем измучилась и продвигалась еле-еле. Наконец я плюнула, распустила три последних ряда и связала то место, где ошиблась, заново.
Связав первый клубок, я остановилась поглядеть, что выходит. Получился кусок примерно с мою ладонь. Пряжа была так хорошо спрядена и скручена, что шерсти ушло больше, чем я ожидала. Я измерила длину постели ладонями — насчитала десять. У меня еще пять клубков и одна кудель, что я вычесала сегодня. Значит, если спрясть еще три таких кудели, должно хватить. Я аккуратно сложила вязанье и убрала на полку, а сама снова уселась прясть.
Пряла я до самого вечера. В доме делалось все холоднее. Возле двери и окон, там, где в щели проникал студеный воздух, клубились облачка пара. Мороз потихоньку расползался по дому. Сергей мне помогать не мог, поэтому он занялся дверьми — смастерил для них деревянные петли. Под навесом отыскалась маленькая ржавая пила и гвозди — и он принялся за работу. К порогу и косякам с внутренней стороны он прибил еще несколько деревяшек, чтобы дверь плотнее прилегала и ветер не задувал. И с окнами он сделал то же самое. А еще законопатил все щели глиной и соломой. Холод снаружи больше не шел в дом, и теперь стало тепло и уютно. А от печки и горшка с кашей так славно пахло. До чего необычно быть в теплом месте и с едой. И еще необычнее, что я стала к этому привыкать. К такому привыкаешь быстро.
Я закончила прясть, и мы сделали перерыв на ужин.
— Наверное, я дня за три
