— А сколько мы уже здесь? — спросил Сергей.
Я отложила ложку и принялась считать в уме. Начала я с базарного дня. Вот я продала передники на рынке. Это было утром, потом я пошла домой, и там меня поджидал Кайюс. Даже в мыслях я постаралась поменьше на этом задерживаться. Но это все был один день. Потом мы убежали в лес и долго там плутали, до самой ночи. А потом мы нашли нашу хижину. Получается, мы нашли ее в тот же день. Хотя кажется, что уже в другой. Но на самом деле в тот же.
— Понедельник, — наконец промолвила я. — Сегодня понедельник. Значит, мы тут пять дней.
Я сказала это, и мы оба притихли над своими мисками. Непохоже, что прошло пять дней. Не целых пять дней, а всего пять дней. Нам-то казалось, что мы тут чуть ли не всю жизнь.
И Сергей сказал:
— Может, про нас уже знают в Вышне. Послали туда весточку.
Я перестала есть и подняла на него взгляд. Он это, должно быть, к тому, что не надо нам вовсе отсюда уходить. Лучше бы нам тут насовсем остаться.
— По такому снегопаду кто туда доберется? — медленно проговорила я.
Мне и самой не хотелось уходить. Но было боязно: все-таки тут вещи появляются сами по себе, и кто-то прядет мою шерсть, и ест нашу кашу, и жжет наши дрова. Наверное, оставаться тут дольше резона нет. По дороге мы замерзли бы насмерть, вот и остались. Тогда идти никак было нельзя. И еду мы по-честному отработали: стул починили и кровать скоро починим. Двери с окнами уплотнили. Но дом-то не наш, и мы не вправе тут поселиться. Не мы этот дом строили. Мы не знаем кто. И спросить не у кого, можно ли нам тут пожить. Может, нам бы и разрешили, да как узнаешь?
— Еще три дня нам все равно тут торчать, — заключил Сергей. — Глядишь, к тому времени и снег подтает.
— Ладно, там посмотрим, — отозвалась я. — Может, я с вязанием быстрее управлюсь.
Мы убрали со стола, и я пошла к полке, где оставила вязание. Только вязания там больше не было. Вместо него на полке лежало полкаравая свежего хлеба, а под тонкой красивой салфеткой еще немного ветчины, и головка сыра, и кусок масла — и от всего отрезано было лишь по чуть-чуть. Там стояла коробка с чаем и даже банка вишен в сиропе — Мирьем как-то покупала такую на рынке. И там была корзина, куда поместилась бы вся эта снедь.
Я так долго пялилась на это изобилие, что Сергей даже забеспокоился и тоже подошел. Мы не знали, что и думать. Поверить-то в такое невозможно. Но вся эта еда — она тут, перед нами, и не скажешь, что ее нет. Кто-то как будто приходил в дом и оставил еду на полке — но ведь не было этого. Мы бы увидели — мы же не спали.
Конечно, нам страшно хотелось отведать этих чудесных кушаний. Я помнила вкус этой вишни — густой сироп, приправленный ароматами лета. Но мы не решились. Овес и мед — это куда ни шло, а тут нам было совсем страшно. Такая еда даже к этому дому не подходила. И в конце концов, мы только встали из-за стола, еще не проголодались.
— Оставим на потом, — предложила я, подумав. — Сейчас-то мы сытые.
Сергей кивнул. Он взял топор и со словами «Пойду дров наколю» вышел на двор, хотя уже стемнело. Но дрова нам были нужны. Мы ни полешка не подбросили в огонь, а ящик почти опустел.
Вязание мое лежало на постели. Оно показалось мне каким-то чужим. Я развернула его: кусок был такой же, какой связала я, только кто-то распустил его и связал заново. И теперь тут был узор. Красивый вьющийся стебель с цветами — выпуклый рисунок, он нащупывался пальцами. Я ничего подобного прежде не видывала: такую работу разве что на рынке продавали, да и то не настолько тонкую.
Я распустила чуточку, чтобы понять, как делается узор, но каждый ряд был связан как-то по-особому, и петли тоже все различались — такое ввек не упомнишь. Понятное дело, тут без волшебства не обошлось. Я вытащила из печки палочку с обгоревшим концом и принялась сама творить волшебство. То волшебство, которому обучила меня Мирьем. Я начала с первого ряда: сосчитала, сколько там петель, и записала. Если петля была лицевая, я ставила пометку над ней, а если изнаночная — то под ней. И еще делала всякие пометки: если петли собирались вместе или если появлялись добавочные петли в ряду. Я писала цифры мелко, как если бы заполняла книгу Мирьем. Я насчитала тридцать рядов — все разные — и подобралась к началу.
Когда я закончила, весь узор раскинулся передо мною на полу, обращенный в цифры. В цифрах он выглядел совсем не так. И я не до конца верила, что сумею сделать из цифирного узора шерстяной. Но я вспомнила, как эти закорючки в книге Мирьем обращались в серебро и золото. А потому я взялась за спицы и начала новый ряд. На узор я вовсе не смотрела. Я решила, что буду верить только цифрам. И я им поверила, и пошла за ними следом, и когда я связала тридцать рядов, то остановилась посмотреть. Оказалось, что все на месте — и стебли, и листья, такие же красивые, и это я сама сделала. У меня получилось волшебство.
Вернулся Сергей, потопал ногами у порога. Все плечи у него были запорошены снегом. Он свалил в ящик охапку дров, но ящик наполнился только до половины.
— Пойду еще принесу, — сказал Сергей. — Опять снег повалил.
* * *Я весь день просидел втиснутый между пановом и Пановой Мандельштамами, и на мне были навалены сверху всякие одеяла и шубы, но я все равно мерз сильнее и сильнее. Наверное, это оттого, что Алгис следит за нами, думал я. Хотя так-то это неправда. Просто чем ближе к вечеру, тем больше холодало и свинцовые тучи делались все гуще. Мы уже полдороги до Вышни проехали,
