— Загадывайте желание, мессир Медичи, — посоветовал Антонио.
— Уже загадал.
Какое? Неизвестно. Если произнести желание вслух, оно никогда не сбудется.
Заехать в монастырь за ларцом с тиарой не получилось, их сопровождал соглядатай. Впрочем, Козимо иного и не ждал.
В Констанце, когда они уже заканчивали укладывать вещи в дорогу, к Медичи подошел молодой человек с простой просьбой:
— Синьор Медичи, мне сказали, что вы едете во Флоренцию. Не могу ли я присоединиться к вам? Я никогда не бывал во Флоренции, дороги не знаю, к тому же путешествовать одному опасно. Если нужно заплатить, я готов.
Что-то в облике этого юноши показалось Козимо знакомым, причем это что-то настораживало. Медичи привык доверять не только расчетам, но и предчувствию, а сейчас оно подсказывало, что отказывать нельзя, но нужно быть предельно осторожным.
— Хорошо, поедете с нами. Платить ничего не нужно, я же не гарантирую вам отдельную охрану. Я распоряжусь, чтобы вам выделили место на ночлеге. И вы правы, путешествовать нынче опасно, причем не только в одиночку.
Спутникам Медичи не понравилось присутствие незнакомца в караване, но Козимо успокоил:
— Синьор… простите, я не спросил ваше имя…
Тот поспешно ответил:
— Джованни…
— Джованни… а фамилия?
— Джованни… Салютати.
— О, вы из прославленной семьи маэстро? К кому вы едете, синьор Салютати?
— К… Альбицци.
Козимо с трудом удалось спрятать улыбку, настолько явна ложь юноши. Он назвал первые пришедшие на ум имена. Теперь у Медичи не было сомнений, что юноша подослан, и он даже вспомнил, где видел это лицо — мельком в окружении Доменичи, когда водили на допрос. Юнец был в рясе и с тонзурой, а сейчас волосы сбриты совсем, надет парик, который страшно мешает.
— Синьор Джованни Салютати едет к Альбицци. Я думаю, мы вполне можем дать ему место в своем караване и приют у костра на привалах. А взамен он расскажет нам о семье великого Колюччо, не так ли? Кстати, что связывает семью Салютати с Альбицци, ну если не считать Флоренцию?
Все следующие дни Козимо как мог доводил юнца до срыва, расспрашивая о семействе Салютати. Сначала он надеялся, что тот поймет, что его разоблачили, и повернет обратно, но, видно, наказ Доменичи был строгим, лже-Салютати потел, краснел, бэкал, мэкал, но упорно не отставал.
Когда стало ясно, что посетить монастырь и забрать ларец не удастся, Козимо махнул на все рукой и вволю поиздевался над надсмотрщиком. Неподалеку от Флоренции он подозвал к себе юношу и посоветовал:
— Вы только во Флоренции никому не говорите, что вы Салютати. Родственнику надо бы знать о великом Колюччо то, что известно каждому флорентинцу. И об Альбицци тоже не говорите, там разбираться не будут, кто именно и почему поручил вам следить за мной, решат, что шпионите за ними, и… Альбицци — семейство жестокое, сгниете в тюрьме, пока ваш наставник поймет, где вы.
— Какой наставник? Что вы, синьор Медичи…
— Я хотел с вами по-хорошему, не внемлете совету, пеняйте на себя. Во Флоренции кардинал не всесилен, это не Констанц. К себе в дом не зову, там мне шпионы Доменичи не нужны.
— Простите, синьор Медичи, я человек подневольный…
Козимо усмехнулся:
— Знаю, только потому не спустил с кручи где-нибудь по пути. Возвращайтесь и скажите своему кардиналу, что я не совершил ничего предосудительного до самой Флоренции, а туда вас просто не пустили.
Но, столь невежливо расставшись с соглядатаем Доменичи, Козимо отправился не во Флоренцию, а в Муджелло на их семейную виллу Кафаджоло, где они сначала с Антонио, а потом с Лоренцо облазили каждый уголок, знали каждый куст и холмик. Это дом в не меньшей, чем Флоренция, степени — тот, который должен быть у каждого человека. Если его нет, то человек нищий, сколько бы золота ни лежало в его подвалах, сколько бы цифр ни было на его счетах и бриллиантов в украшениях.
Разве мог Козимо проехать мимо любимого и им, и отцом Муджелло?
Он подгонял и подгонял спутников. До Флоренции недалеко, ехать ночью совсем не хотелось, а вот в Муджелло они вполне успевали. И на ужин можно рассчитывать, наверняка у Мадаллены припасено что-то. Она способна вкусно накормить в любую минуту, словно весь день ждала возможности приказать слугам подать на стол разные яства. За ее угощения кухарку обожали все Медичи, особенно любивший поесть Лоренцо.
Но на вилле Кафаджоло их ждал сюрприз — сам Джованни ди Биччи гостил в родовом замке. Конечно, на замок вилла не тянула, но они очень любили это место. Когда вдали показались башня и постройки Кафаджоло, у Козимо даже сердце сжалось, только теперь он вдруг осознал, что мог ведь и не вернуться.
Джованни ди Биччи даже не пытался скрыть своего волнения и радости при виде сына.
— Козимо…
Суетилась Мадаллена:
— Козимо, сейчас я вас накормлю. Проголодались с дороги… Сейчас будут готовы фазаны, и пироги ваши любимые есть, и сыр отменный, и вино удалось в этом году. Вот у других не удалось, а наше замечательное.
Козимо счастливо рассмеялся: дома…
— Сначала вымоюсь, грязен как последний нищий.
Пока слуги расседлывали лошадей, Джованни успел отправить посыльного во Флоренцию с сообщением, что Козимо вернулся живым и здоровым, объяснил:
— Мать волнуется. И Контессина тоже. Я тут по делам на пару дней, но с тобой завтра же уеду.
— Я тоже хочу побыть в Кафаджоло немного, отдохнуть душой.
Когда, смыв с себя дорожную пыль и переодевшись, он спустился вниз, на столе стояло столько яств, словно Мадаллена собиралась кормить все Муджелло и половину Тосканы в придачу. Козимо счастливо рассмеялся — это так похоже на их кухарку! Мадалеллена уже в возрасте, ей тяжело ходить и наклоняться, но нюх отменный, а опыт в приготовлении блюд такой, что никакого нанятого дорогого повара не нужно. Конечно, она не умела готовить сложные заморские блюда, но тосканские получались лучше некуда.
Козимо потянул носом и помотал головой, довольно зажмурившись:
— Дома…
— Скучал? — Голос Джованни дрогнул, он вдруг увидел седую прядку в волосах сына
