– Откуда он этих женщин берет? – быстро уточнил Дэн. – Кто-то их ему приводит, или они сами…
– Когда как. Говорят, есть у маркиза особо доверенный слуга. Он и ищет, отправляет или приводит сам.
– Прямо в дормез? – Софья задумчиво покусала губы и спросила, как зовут слугу.
– Слугу зовут Николя. Узколицый такой и нос, как слива. Я видел его на запятках, когда… когда…
Тут парень закручинился и даже пустил слезу: незадачливых своих друзей-сообщников было ему жалко до слез.
– Сейчас направо, – успокаиваясь, Эфраим показал рукой. – Теперь вот сюда, в подворотню… Почти пришли уже. Вот этот дом… Вы покуда постойте, а я…
Юный музыкант скрылся в небольшом палисаднике. В чем был, так и пошел – в Сонечкином дорожном платье, надетом поверх кюлотов. Рубашку пришлось выбросить там же, в гостинице. Разрезали на тряпки да бросили, чего уж.
За палисадником – пара яблонь, крыжовник, слива – виднелся приземистый деревянный дом, когда-то весьма добротный, на массивном фундаменте, с резными наличниками и расписными ставнями. Большая часть окон нынче была заколочена досками, хотя дом вовсе не производил впечатление брошенного. В нем жили… точнее – пользовались небольшой его частью.
Полковник и юная мадемуазель ждали молча, любуясь осенней улицей, почти деревенской, с одноэтажными домиками, утопающими в яблоневых садах. Улочка эта, ухабистая и грязная, похоже, тянулась до самой окраины Вязьмы, выводя на старый смоленской тракт.
Покусывая губы, Дэн думал о Софье, в который раз уже задавая себе вопрос – а вправе ли он использовать девушку так? Таким вот не очень… гм-гм… нравственным образом. Нет, будь она его современницей, то никаких вопросов бы не возникло, однако начало девятнадцатого века – время другое, куда более строгое… а лучше сказать – ханжеское. Вот именно – ханжеское! Иначе бы, с кем «тусили» господа гусары? Кто оптом имел от них детей? Все те же светские дамы, правда, в большинстве своем – замужние.
– О, наконец-то! – хлопнув в ладоши, воскликнула Сонечка.
Эфраим объявился, не прошло и пяти минут. Уже сменил платье на какой-то длинный пиджак – лапсердак, и вышел на улицу не один, а в сопровождении юркого востроглазого типа в сером сюртуке, по замашкам похожего на портного.
– Я – Иосиф, староста, – подойдя ближе, востроглазый широко улыбнулся. – Эфраим рассказал… Идемте. Да-да, идемте. Мы сделаем для вас всё.
Поздним вечером, вернее, уже даже ночью, Денис и его верная спутница, укрывшись за кустами и рассохшимся плетнем, внимательно вслушивались в тишину… не такую уж и тихую. Свет полной луны, дрожащий и серебристо-синий, заливал безлюдную улицу, на углу которой маячила черная громада дормеза – дородной кареты, запряженной четверкой лошадей.
Лошади свесили головы и, похоже, дремали, помахивая хвостами во сне. А вот раздались шаги.
– Наверное, пора, – прошептала Софья. – Чего больше ждать?
Давыдов покусал губы:
– Может быть, его просто пристрелить?
– И тогда они изменят план! И спрячут своих людей… Нет, Денис, вы прекрасно знаете, что нужно делать. Знаю и я… Ладно… Пошла!
– Постойте… – в порыве нахлынувших чувств Дэн схватил девушку за руку и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы.
Сонечка не отпрянула, наоборот, поддалась с такой неожиданной страстью, что… было бы другое время…
Действительно, на всякие глупости времени сейчас не было абсолютно.
– Ну… с Богом! Не забыли условный стук?
– Помню…
Зашуршали кусты. Одетая в костюм дамы полусвета Софья подошла к карете и, расстегнув дорожное пальто, постучала… Особым образом – тук-тук… тук-тук… тук…
– Qui est là? (Кто там?) – глухо осведомились из дормеза.
– Je suis de monsieur Nicolas! (Я от месье Николя.)
Скрипнув, распахнулась дверца:
– Входите. Entrez!
Глава 3
Выл верховой ветер, раскачивал верхушки деревьев – хмурых елей, высоченных сосен, унылых осин. Внизу же, на узкой лесной дороге, все казалось спокойным – густой подлесок еще не потерял всю свою листву. Сверху слышался скрип, вдоль дороги же лишь покачивались красно-бурые папоротники. Шевелились с неохотой, чуть-чуть, словно бы дразнили ветер.
Наверху что-то треснуло. Отломившаяся ветка упала прямо перед каурой лошадкой, запряженной в простую крестьянскую телегу.
– Ничего! – обернулся сидевший за кучера Эфраим – стриженный под горшок, в лаптях, армячке и косоворотке, он уже ничем не напоминал трактирного музыканта. – Скоро уже приедем.
– Скорей бы.
Давыдов с тревогой посмотрел в небо. Солнце село, и в серо-голубом, на глазах темнеющем небе играли оранжево-золотистые сполохи заката. В сгущающих сумерках дорога становилась плохо различимой, кажется, ее уже не видел и сам Эфраим: бросив поводья, мальчишка доверился чутью своей каурки.
– Зябко? – сняв дорожный плащ, Денис заботливо накинул его на плечи Софьи. С опущенными плечами, девушка сидела на самом краю телеги, уныло свесив ноги. Осунувшееся лицо ее казалось бледным, как полотно, руки дрожали.
За всю дорогу – а ехали они уже полдня – Сонечка не проронила ни слова. Молчала и до того…
* * *В дормезе любвеобильного маркиза она провела не так уж и долго, может быть, с час. Приготовившийся к долгому ожиданию полковник вздрогнул от скрипа распахнувшейся дверцы.
– Bonne nuit, cher, Louis-Jean! Il était bien. Merci pour le vin et… peut-être, avant la reunion, – послышался в ночи тихий голос Сонечки.
– Доброй ночи, дорогой Луи-Жан! Было неплохо. Спасибо за вино и… может быть, до встречи, – Давыдов не переводил, просто воспринимал чужую речь как родную. Как и все русские дворяне в общем-то.
Прощается… Что же, ничего не вышло? Все зря?
Хлопнула дверца. Донесся глуховатый мужской смех… потом – смех девушки… цоканье каблуков… шуршание опавших листьев и шум внезапно начавшегося дождя.
– Как прошло? – выскочил из-за деревьев Денис, сжимая в руке вытащенную из дорожной трости шпагу. – Он… он…
– Он спит, – Сонечка устало улыбнулась. – Он спит, если вы о маркизе. Снотворное подействовало почти сразу.
– А…
– Я нашла письмо. Не очень-то он его и прятал, – девушка зябко поежилась, опираясь на руку гусара. – Правда, перед этим пришлось… А потом я просто попросила перо и бумагу – написать адрес. Свой. Там, в дормезе – бюро. Там и письма… Я нашла главное. Правда, написал его не маркиз.
– Не маркиз? Но то ли это…
– Автор – Жозеф Бонапарт.
– То! Вы успели снять копию?
– Я запомнила. Слово в слово… Слушайте…
Кутаясь от ветра в плащ, Софья быстро заговорила по-французски… словно и впрямь – читала с листа.
Письмо оказалось ценным, очень ценным! В целях информирования императора, в нем перечислялись все «друзья Франции» в Петербурге и других крупных российских городах, «les fidèles nous gens sur qui on peut toujours compter» («верные и преданные нам люди, на которых всегда можно положиться»). Кроме того, Жозеф советовал своему царственному брату немедленно составить и распространить прокламацию о скором освобождении всех русских крестьян от крепостного рабства. Самое же, пожалуй, главное, касалось Москвы:
– Pense, Moscou n’est pas la peine de
