Загадка этого имени и скрытых в нем смыслов мучила примарха со дня банкета, хотя казалось, что оно не имеет значения ни для кого из ныне живущих. Он хотел уточнить у Беллероса, но возможности пока не представилось.
Визасец пожал плечами:
— Ничего. Это миф.
Ни проблеска узнавания, ни удивления. Если это имя и было связано с чем-то реально значимым, то, во всяком случае, не с делами Буцефола.
— Вы назвали нас синдикатом, но мы не настолько едины, — покачал головой патриций. — Наши группировки разделены на фракции, и все давят друг на друга.
Он говорил чуть ли не извиняющимся тоном. Фениксиец развел руками:
— Если вы не представляете организацию, зачем тогда просили о встрече?
— Я хотел услышать о ваших намерениях из первых уст. Что нас ждет, если мы поддержим это «Согласие»? — Аристократ грузно переступил с ноги на ногу. — Что станет с нашей собственностью и привилегиями? Не утратят ли наши титулы значение в будущем, которое вы обещаете нам? — Он помолчал. — И как же наши дети?
— Вы обращались к главному итератору Пайк? Уверяю вас, она может подробно ответить на данные вопросы.
Если Буцефол не связан с заговорщиками, незачем дальше терять время на беседу.
— У меня создалось впечатление, что всем руководите вы, — сказал патриций.
Фулгрим пожал плечами:
— Похоже, мы оба совершили одну и ту же ошибку.
Толстяк в очевидном смятении уставился на него. Фениксиец встретил взгляд аристократа:
— Не сомневайтесь, я способен устроить все, о чем говорил, и даже больше. И если вы попытаетесь вмешаться в переговоры о Согласии, я сожгу дотла все, что создано вами.
Буцефол облизнул губы:
— А если мы воздержимся?
Отступив на шаг, примарх радостно улыбнулся:
— Тогда мы станем друзьями, патриций. И, как полагается другу, я сделаю все от меня зависящее, чтобы о вас хорошо позаботились. Но решайте быстрее: до церемонии приведения к Согласию всего месяц. Так или иначе, к тому моменту я устраню каждую проблему.
— Небольшой срок.
— Да. Но мы все должны уложиться в него.
«Огненная птица» высоко взмыла над Халкидоном, оставив берег за кормой. Фулгрим, сидя в кресле, водил по блестящей поверхности клинка ветошью, смоченной в ароматических маслах. Они должны были замаскировать запах крови, въедавшийся в металл. Старинная народная мудрость Кемоса.
— Досадно, — наконец сказал примарх.
Абдемон взглянул на него. Фениксиец молчал с тех пор, как они покинули береговую твердыню Буцефола. Понимая причины неразговорчивости Фулгрима, лорд-командующий не задавал вопросов.
— Что именно, мой господин?
Не поднимая глаз, примарх ответил:
— Я надеялся, что виновник — он. То, как патриций выступал на собрании, его приглашение, предупреждение Коринфа… Все складывалось просто… идеально.
— Слишком идеально.
— Так не бывает.
— Тогда, возможно, он все-таки виновен?
Фениксиец посмотрел на воина:
— Я бы понял. Нет, к этому преступлению Буцефол непричастен. — Подняв меч, Фулгрим изучил его в поисках изъянов. — Ты читал свежие отчеты итераторов?
За минувшую неделю люди Голконды заглянули в каждый уголок планеты, собирая информацию и показывая себя визасцам.
Абдемон кивнул: он ознакомился со всеми рапортами, пока примарх любовался морским пейзажем.
— Ситуация становится неуправляемой. Согласно новым докладам, в западных анклавах каждую неделю вспыхивают бунты. Патриции теряют власть над феодами и требуют от правительства направить туда войска, но при этом собирают личные армии — якобы для защиты собственных вотчин.
— Просто, но разумно, — фыркнул примарх. — Что по цифрам?
— На данный момент у Пандиона более чем достаточно бойцов. Но, учитывая состояние казны и недовольство в частях, вскоре положение может измениться.
— Солдаты еще верны ему?
Лорд-командующий пожал плечами. Он несколько дней посещал столичные казармы вместе с Фрейзером и его заместителями. Увиденное не впечатлило легионера, а Геродот потом весьма красноречиво описал недостатки губернаторских войск.
— Верны, насколько это возможно в подобных условиях. Меня больше беспокоят их командиры. За последние десять лет численность кадровых офицеров резко сократилась. Оставшиеся, к счастью, занимают должности на самом верху, но большинство их подчиненных — аристократы, которые купили патенты. Они в первую очередь верны своим семействам и только во вторую — Пандиону. За ними надо присматривать.
— Предполагаю, Пайк уже занимается этим. — Установив меч острием в пол, Фулгрим оперся плечом о гарду. — Как идут исследования Фабия? Я не разговаривал с ним после происшествия в столице.
— Он уполз в центр паутины.
Со дня покушения на жизнь Фениксийца медик не выходил из полевого апотекариума. Абдемон заглядывал туда только однажды, и этого ему хватило с избытком.
Примарх строго посмотрел на воина:
— Недостойные слова, лорд-командующий.
— Недостойные, но правдивые. — Космодесантник нахмурился. — Фабий собрал больше двенадцати тысяч генетических образцов у людей из всех слоев общества. Если он что-то и отыскал, то не говорит об этом. Аристократы непрерывно подают жалобы. — Абдемон своими глазами видел груду официальных писем. — Ручные псы Голконды сорвали как минимум три покушения на апотекария.
— Что, всего три? — Фулгрим махнул рукой, предупреждая ответ воина. — Да, да, несмешная шутка. Фабий знает об этих попытках?
— Он попросил передать ему трупы ассасинов.
Фениксиец потер переносицу жестом, который показался легионеру поразительно человечным.
— И как госпожа Пайк отнеслась к столь малоприятному ходатайству?
— Ответила, что состояние тел не позволяет передать их кому-либо.
Абдемон вспомнил, что посланница ухмыльнулась, говоря это. Голконда была гораздо безжалостнее, чем казалась с виду. Лорд-командующий счел, что причиной тому старинная жестокость европейцев, их инстинктивное чувство собственного превосходства, особенно ярко выраженное у представителей древних благородных семейств.
— Главный итератор — неповторимо импозантная женщина, — улыбнулся примарх.
— Устрашающая, я бы сказал, — рассмеялся легионер.
— Абдемон, мы — Дети Императора. Нас не запугаешь. — Фулгрим посмотрел на мозаичные картины, украшавшие переборки отсека, и его лицо смягчилось. Воин проследил за взглядом повелителя.
— Очищение Антарктиды, — сказал он.
Из той операции Абдемону в основном запомнилась белизна. Все вокруг было белым, даже его доспехи. Там царил холод, шумел ветер и свистели
