Маорелий вздохнул и поднялся, явно собираясь уходить.
— Скажи, — мой голос прозвучал глухо, — что будет со мной, если твоя очередная любовница забеременеет?
Маорелий обернулся. Взгляд его стал напряженным.
— Если появится чистокровный отпрыск, необходимость во мне исчезнет. Ты ведь на это рассчитываешь? — продолжила я, чувствуя растекающуюся по языку горечь. — Получить компенсацию за принятие Торрела в род, потом избавиться от меня, как только я перестану быть последней носительницей крови. От Торрела ты тоже планируешь избавиться? Или оставишь его при себе, как подобранного щенка?
Маорелий молчал. Черты его лица заострились, желваки заходили, а крылья носа затрепетали от частого дыхания, выдавая обуревающую демона ярость. Вот только страха я не испытывала, одно лишь разочарование.
— Я давал тебе шанс остаться в доме твоей матери, — наконец заговорил Маорелий. Его голос звучал глухо, словно каждое слово ему приходилось выталкивать из себя силой. — Предлагал провести жизнь тихо, в безопасности. Ты сама сделала выбор. Теперь не смей жаловаться. Ты стала Рингвардаад, и отныне груз ответственности за будущее рода лежит и на твоих плечах.
Я спокойно встретила гневный взгляд:
— Ответь, если бы я так и осталась прятаться в лесу, а потом твоя любовница все же забеременела и, допустим, родила бы не мальчика, а девочку… ты бы сохранил мне жизнь? Ведь в таком случае я бы все равно оставалась первой наследницей по очередности рождения. Так ответь: позволил бы ты мне жить?
Маорелий молчал долго. Даже слишком. Нервы натянулись, точно струны виолончели, казалось, коснись их, и в воздухе низкой вибрацией разойдется звук.
— Нет, — наконец выдохнул демон.
Я грустно дернула уголком губ и кивнула, без слов принимая ответ и благодаря за честность. Маорелий тоже кивнул. Еще секунды две или три вглядывался в мое лицо, потом открыл портал и, не прощаясь, исчез.
Три дня показались вечностью. Очень однообразной, скучной вечностью. Я изводила себя мыслями, искала ответы на одни и те же вопросы, бесцельно выматывала себя движением. Книги мне не передавали. Кроме Грамедеи, приносившей еду и забиравшей потом полные подносы, никто не навещал меня. Не знаю, ради чего я устроила эту глупую голодовку. Возможно, из пустого упрямства я желала доказать и демонам, и самой себе, что от меня еще что-то зависит. Что я все еще могу принимать решения. Хоть какие-нибудь.
Лишь на исходе третьего дня в гостиной моих покоев вновь появился Маорелий. Привычно опустился на диван и вперил в меня хмурый взгляд. Я молчала. С ногами забралась в кресло и глядела не менее угрюмо. Заговаривать не спешила. Маорелий тоже молчал.
Тишина затягивалась. Воздух между нами, казалось, уплотнился и стал похожим на желе. Даже мелькнула мысль ткнуть в него пальцем, убедиться в его липковатой упругости. Но я не пошевелилась.
— Отказываться от еды глупо, — наконец заговорил Маорелий. — Мое решение от этого не изменится. Ты лишь ослабляешь себя.
Я не ответила. Перебирала один из сотни вопросов, успевших родиться в моей голове за время заточения.
— Скажи, — произнесла спустя какое-то время, — ты ведь специально не стал вдаваться в детали и особенности ваших брачных соглашений?
— Это ни на что не повлияло бы. Мы с Лерденом решили, что для обеих наших семей выгоден именно окончательный договор.
Я хмыкнула и качнула головой:
— Я не об этом. Ты специально сказал тогда о помолвке Кеорсена. Знал, что я пойму неверно и оттолкну того единственного, кто был на моей стороне.
— Это пустое увлечение, Сати, — вздохнул Маорелий. — Я понимаю, что ты привязалась. И отчасти ты права: покровительство Кеорсена хорошо помогало тебе поначалу. Но останься ты с ним, и число желающих тебе смерти стремительно возросло бы. Слишком многие главы семей основных и побочных ветвей надеются увлечь Кеорсена своими дочерями. Он слишком крупная фигура, и мы действительно ему не ровня. Как долго длилась бы его увлеченность? А что потом? Где гарантия, что за это время Лерден бы не передумал заключать столь выгодный для нашего рода брак?
— А вдруг все было бы по-настоящему? — произнесла я, не сумев скрыть надежды в голосе.
Маорелий грустно улыбнулся:
— Ты выросла среди книг, дорогая. Но жизнь — не написанная история. В ней нельзя заглянуть на последнюю страницу и узнать, ждет ли нас всех счастливый финал. В жизни не всегда все идет так, как бы нам того хотелось. И чтобы потом не было горько, лучше не возлагать больших надежд на чудо.
— Но разве это не трусость? Прятаться от собственных чувств и желаний, опасаясь того, что может и не случиться. Я не хочу так… — качнула головой. — Не хочу тлеть, зная, что могу гореть пожаром. Не хочу, понимаешь?
Я с надеждой заглянула в синие глаза Маорелия. Сможет ли он понять меня? Хоть немного, самую малость. Сможет ли ощутить то же, что и я?
— Чувства слишком переменчивы, чтобы цепляться за них так самозабвенно. Когда живешь сотни лет, учишься смотреть на происходящее незамутненным взглядом. Теперь ты одна из нас, Сатрея, и тебе лучше выбросить из головы человеческие глупости. Только верный расчет может гарантировать тебе стабильность.
Я отвернулась. Не смог, не понял.
— Стабильность вас и губит, — произнесла тихо. — Убивает ваши эмоции, а с ними и желание жить.
Маорелий не ответил, я тоже больше не заговаривала.
Спустя минут десять тягучего молчания он поднялся с дивана.
— Мы пробудем в замке Вирсейров три дня. Празднование вашей помолвки состоится на второй. Твои вещи соберет Грамедея. А ты… просто постарайся вести себя хоть немного сдержанно. Не позорь себя и наш род.
Сказав это, Маорелий шагнул в портал.
Я осталась одна. Обвела взглядом пустую гостиную, задержалась на ненавистных решетках, потом еще сильнее сжалась, уткнулась лбом в колени и дала
