– Спасибо вам, – выдохнула Сарай, потянувшись к Спэрроу и Руби. Все они дрожали во внезапно наступившем покое, пытаясь привыкнуть к отсутствию угрозы.
– Да, – запыхавшись, сказал Лазло. – Спасибо вам.
Он все еще не оправился от необъятного ужаса своего безвыходного положения. Юноша не знал, что он сделал бы или кем бы пожертвовал. Но молился, что никогда не узнает и больше не встретится с подобной ситуацией.
– Не могу поверить, что вы это сделали, – улыбнулась Сарай. Вышло не особо весело – скорее слабо, потрясенно и, более всего, облегченно. Оказавшись за пределами мира, где так холодно и души таяли, как тьма на заре, она думала, что это конец. – Это тот самый пузырек? – спросила она. – Зеленый?
– Ага, – кивнула Руби. – И кто бы там ни назвал меня идиоткой за то, что я попробовала его содержимое, я жду извинений. Учтите, прощения не будет. Просто принимаю извинения.
Она не смотрела на Ферала и не видела, как тот насупился, но отлично это представила, и так уж случилось, что картинка в ее голове полностью совпала с реальной.
– Что попробовала? – осведомился Лазло. – Что за пузырек?
Руби подняла палец.
– Запомни эту мысль, пожалуйста, – сказала она, добавив театральным шепотом: – Я жду извинений.
– Ла-а-адно, – протянул Ферал. – Я забираю свои слова, сказанные, когда мы были детьми. Ты не идиотка. Ты везучая идиотка.
Руби бросила на него суровый взгляд:
– Да уж, тебе ли не знать о везучих идиотах. Но твое везение закончилось. Теперь ты просто идиот.
Из этого Сарай сделала вывод, что отношениям Руби и Ферала пришел конец. Но вряд ли об этом стоит жалеть; представлять их вместе – ужасная идея.
– Комната Руби принадлежала Лете, и она хранила на тумбочке зеленый пузырек, – пояснила Сарай Лазло. – Когда мы были маленькими, Руби отпила из него. Думала, что он будет сладким, и зря.
– Я просто коснулась края горлышка кончиком языка, вот так, – продемонстрировала Руби.
– И отключилась на два дня, – добавила Спэрроу.
– Когда я проснулась, то чувствовала себя прекрасно, – подытожила Руби. – Понимая даже, будучи ребенком, – эти слова уже были обращены к Фералу, – что вряд ли Лета хранила бы яд у себя на прикроватной тумбочке.
– Почему бы и нет, – возразил он. – Кто знает, вполне возможно, что она убивала своих любовников.
– Какая чудная идея.
– Прекратите, вы, оба, – мягко вклинилась Сарай. Суть заключалась в следующем: в зеленом пузырьке оказалось сонное снадобье. Посмотрев на Минью, такую уязвимую, она кое-что поняла. – По-моему, я никогда не видела ее спящей.
Как и другие. Они предполагали, что Минья должна спать, но ни разу этого не видели.
Тогда-то Сарай и заметила пустоту и вытянула шею, пытаясь найти Эллен. Они должны были бы быть здесь, цокать языками, хвалить и ругать, но… женщины по-прежнему стояли в дверном проеме кухни и не двигались.
Вообще не двигались.
– Эллен? – окликнула Сарай, и остальные тоже обернулись. На долю секунды все позабыли о Минье и побежали к няням. – Эллен? – вновь обратилась Сарай, потянувшись к плечу Старшей.
Ответа не последовало, и… дело было не только в том, что няня оцепенела. Старшая Эллен опустела. Младшая тоже. Их лица были пустыми, и что еще хуже – глаза выглядели безжизненными. Сарай провела перед ними рукой. Ничего. Быстро окинула взглядом других призраков, но все они выглядели как обычно: тела обездвижены, но глаза свободны и наблюдают за происходящим. Хоть они и марионетки, в них присутствовало сознание. Но не в Эллен.
Бессмыслица какая-то…
Ближе всего подошел к правде Ферал – теории всегда давались ему легко, в отличие от принятия решений. Он предположил, что, когда Минья уснула, ее призраки продолжили существовать в том состоянии, в каком она их оставила. Если они были заморожены, то такими и остались. Так же и с теми, кто стоял на дежурстве, хотя доказать это было невозможно, поскольку все призраки собрались здесь, ожидая вторжения в Плач. Что же касается Сарай, ей только что вернули свободу воли, поэтому она была относительно свободна.
Так что же не так с Эллен?
– Может, Минья их заморозила, – предположила Спэрроу, – чтобы они не помешали ее планам?
Но Руби разговаривала с ними всего несколько минут назад, когда возвращалась с чайным подносом.
– Они были нормальными. Плакали. – И действительно, на их щеках виднелись полосы от слез. – Старшая Эллен поймала меня за локоть, и чай расплескался. Я зашипела, чтобы она меня отпустила. – Руби нахмурилась. – Не хватило терпения.
Но даже если Минья их заморозила, как ранее в саду, это не объясняло их состояния. Казалось, будто от двух призрачных женщин остались… только оболочки.
Как бы это ни смущало ребят, им пришлось оставить наставниц, сосредоточить свое внимание на Минье и вернуться к очень важному вопросу: что с ней делать?
– Мы же не можем вечно поить ее снотворным, – сказал Ферал.
– Вообще-то, можем, – возразила Руби, оглядывая ребят. – В каком-то смысле это может решить все наши проблемы. Сарай свободна, никто не заставляет нас убивать, да и мы ей не причиним вреда. Она просто спит. Временами Сарай может навевать ей приятные сны, а мы отныне будем делать все, что пожелаем.
– Это едва ли окончательное решение проблемы, – сказала Спэрроу. – В любом случае снадобье скоро закончится.
Руби пожала плечами.
– Могу поспорить, люди тоже готовят снотворное. Одолжим у них. Ну, он одолжит. – Девушка ткнула пальцем в Лазло.
Наверное, юноша мог бы так поступить, но это далеко не главная проблема.
– Что насчет них? – поинтересовался он, подразумевая рабов-призраков, столпившихся в галерее.
Руби окинула комнату взглядом и скривилась.
– Ну-у, наверное, мы могли бы их переместить. – Ее глаза загорелись. – Заставь это сделать своих слуг из мезартиума, чтобы нам даже не пришлось к ним прикасаться!
Юноша озадаченно уставился на нее.
– Я имел в виду… – растерянно начал он, а затем посмотрел на Сарай умоляющим взглядом.
– Он имел в виду, – вмешалась она с осуждающими нотками в голосе, – что они – рабы, и пока Минья без сознания, они будут находиться в ловушке.
– Зато никто не заставляет убивать их собственные семьи, – заметила Руби. – С ними все хорошо.
Ферал вздохнул и сказал Лазло:
– Не жди от нее естественных чувств. Такая вот наша Руби.
На ее лице вспыхнуло выражение, подозрительно напоминавшее боль – одно из самых естественных чувств, какое только есть. Спэрроу ответила за сестру.
– Или же, – устало обратилась она к Фералу, – ты просто фантастически плох в понимании чувств других. – Это она знала по собственному горькому опыту, когда считала, что влюблена в него. Прежде чем он или кто-либо другой успел высказаться, девушка
