Оставалось наблюдать. Часто не получается, но наблюдать.
На следующий день Артему стало лучше, и он, отлежавшись полдня, к вечеру отправился в окрестности Холмска, чтобы забрать своего старшего товарища, этого самого Человека. Я оценила обстановку и пришла к выводу, что смысла отсиживаться в гостинице нет, ситуация в окрестностях Южного взята под контроль, особых волнений в городе не наблюдается, подоспевшие с юга отряды самообороны выдвигаются к окраинам округа, и, пожалуй, можно спокойно осмотреться. Не терять времени и не упускать возможности, именно так.
Возможность была замечательная. В «Рубиконах», одной из своих последних работ, профессор Ода составил сценарный перечень точек бифуркации, мест надлома, уничтожавших одни цивилизации и рождавших новые. Мне не очень нравилось именно это его исследование, на мой взгляд, производить футурологический анализ, основываясь на литературных источниках, хоть и изящно, но все-таки малонаучно. Ода думал иначе. Южно-Сахалинск по всем признакам подходил под сценарий «Город Накануне», таким образом, появилась возможность проверить гипотезы профессора в полевых условиях.
Упустить эту возможность я не могла, поэтому вызвала рикшу, одела Ерша получше, добыла у администрации гостиницы термос и наполнила его кипятком, после чего отправилась путешествовать по Южному.
В Южном волнения, охватившие северную часть острова, практически не ощущались, так что можно было беспрепятственно бродить по городу и говорить с людьми. Чиновники префектуры исполняли свои обязанности, осуществлялось электроснабжение и патрулирование дорог, торговцы наполняли улицы, туда-сюда сновали рикши, над лотками поднимался кислый запах жареной черемши и эрзац-кофе, и казалось, все было как всегда.
В среде здешних китайцев наблюдалось, впрочем, некоторое беспокойство – пришельцы с севера, обосновавшиеся на полях и сопках вокруг города, раздражали население Южного. И хотя чужие предпочитали держаться от местных подальше, я, перемещаясь по городу, неоднократно слышала призывы к погромам и устрашительным расправам с пришельцами, однако никаких решительных действий не наблюдала.
Рикша, гораздо более полно осведомленный в городских делах, сообщил, что среди населения распространяются слухи, причем, насколько я поняла, слухи эти невероятные и оптимистические.
Рассказывали, что в Анивской бухте видели четыре больших десантных корабля, прибывших из Японии с войсками, причем на одном из кораблей замечены не обычные солдаты, а гвардейцы Императора.
Рассказывали, что землетрясением разрушены Александровск, Поронайск и Углегорск, что уцелевшее население взбунтовалось и создало на севере вольницу, и теперь это возмущение будет безжалостно подавлено, бунтовщики уничтожены, а их имущество и жизненное пространство разделятся между лояльным населением. И что якобы близ Корсакова формируются добровольческие отряды, и что каждый, кто примет участие в северном походе, получит землю и гарантированный водный паек. Кроме того, особо отличившимся в борьбе с восставшими позволят легализовать детей, во всяком случае, одного ребенка точно.
Рассказывали, что на севере бушуют пожары, выгорают целые лесные районы, а значит, цены на уголь скоро упадут и зиму удастся пережить легче. Подешевеет и вода, поскольку потребление на севере снизится. А еще (это рикша сообщил по секрету) выйдет послабление бывшим каторжным; они, если, конечно, не замечены в антиправительственной деятельности, получат возможность вернуться в Японию. В результате чего освободятся должности, и уважаемые люди из китайских общин смогут занять достойное место в обществе. И наконец, шептались, что вся эта корейская пена, скопившаяся во множестве на острове, эта пена ждет уборки, и для этого найдется сила и воля местного самоуправления.
И рикша немедленно изложил небольшой план по окончательному решению давно назревшего корейского вопроса в городе Южно-Сахалинске, который, без сомнения, японский город, ну и немножечко китайский, но ни в коем случае не корейский, никак, никогда.
В целом землетрясение благотворно скажется на жизни Южного как культурного и экономического центра, у города откроются новые перспективы, именно поэтому город охвачен некоторым предчувствием.
А ведь еще этот дым на востоке; во многих он будит некий трепет, поговаривают, что на Эторофу взорвался вулкан и в атмосферу выброшен подземный яд, так что скоро все умрут, невзирая на принадлежность.
Рикша оказался большим сплетником, я выслушала его с немалым интересом. Покончив же со слухами, рикша предложил мне несколько видов культурного досуга, а именно всячески рекомендовал посетить центральную городскую площадь, на которой сегодня состоится двойное мордование негра. Я удивилась, напомнив, что сегодня не шестое и не девятое, на что рикша заметил, что у них мордования проводятся еженедельно – Южный может себе это позволить. Сегодня же для консолидации жителей города решено провести двойное мордование – такое случается чрезвычайно редко, и нельзя пропустить это зрелище.
Поначалу я отказалась от этой затеи, поскольку планы мои были несколько иные – посещение знаменитой электрической фабрики, работающей на мертвецах, и посещение каторжной тюрьмы, о визите в которую я договорилась заранее. Но все разрешилось успешно – оказалось, что площадь лежит как раз на пути к электрофабрике.
Все подходы к площади оказались запружены китайцами, никогда не видела такого количества китайцев, и нельзя сказать, что я чувствовала себя в их присутствии комфортно. Думаю, это давала о себе знать японская кровь, которая приходила в биологическое волнение в присутствии такого количества китайского элемента. Я чувствовала, как потеют ладони и учащается биение сердца, как начинают слезиться глаза, как рука тянется к пистолету. Наверное, мне помог Ерш, он вдруг сунул в мою ладонь обрубок своей руки – боялся потеряться, а я схватила его за запястье и держала, не отпускала.
Безусловно, двойное мордование негра представляло определенный этнографический и, не побоюсь сказать, футурологический интерес. Площадь Реставрации продолжала заполняться народом, по моим прикидкам, на площади собралось около миллиона человек, возможно, больше, издали, разумеется, они не воспринимались как китайцы, скорее как люди, пожалуй, люди.
Центральная площадь Южного напоминала широкий пологий амфитеатр, я сверилась со старинным, еще довоенным справочником, раздобытым мной в гостинице, и смогла опознать местность по некоторым приметам, в частности, по треугольному пруду, окруженному узкоколейной железной дорогой, когда-то здесь тянулась улица Детская.
Разумеется, сейчас тут никаких детей не было, лишь взрослые. Да и улиц как таковых тоже не было, прежнее геометрическое совершенство разрушилось, и все стало кое-как, без плана, системы и смысла. Сам пруд находился в некотором углублении, вокруг которого располагалась плотно утрамбованная земля, задирающаяся кверху; через эту землю проступали остатки многочисленных бетонных зданий, на этой земле стояли самодельные вышки с трибунами, несколько старых кранов с подвешенными на тросах балконами; а некоторые из зрителей запаслись ходулями разной степени высоты. Продвинуться через толпу не получалось, однако ко мне практически сразу подскочил некий расписанный китаец, предложивший
