– Но ведь история поменялась?!
– История всегда меняется! – серьезно сказал шут. – Вы удивитесь, когда вернетесь в свой мир.
– Что ты имеешь в виду?!
– Сама увидишь, донна!
Жермен отвесил поклон циклопу, сбивчиво нашептал на ухо, для чего низкорослому испанцу пришлось встать на камень и вытянуться на цыпочках. Цербер слушал невнимательно, качая большой головой. Круглый глаз в упор смотрел на Малышева. На бедре таможенника белел тонкий шрам.
– Желаете покинуть пределы Гадеса?
– Они желают! – кивнул Жермен.
– Пропуск от сиятельного Люцифера имеется?
– Имеется кое-что получше, чем пропуск! – подмигнул шут.
Он громко зашептал:
– Доставайте серебро, кошары! Все, которое есть в наличии! Выход ценится дороже входа!
Малышев выгреб из кармана несколько монет. Дашина доля оказалась не тронута. В целом образовалась приличная кучка блестящих на солнце монет. Цербер сгреб деньги в мешок.
– Этого мало!
– Тогда отдавай, что забрал, урод одноглазый! – закричал Малышев.
– Мало… – Циклоп широко зевнул, явив миру огромный, как пещера, черный рот.
– Что нам делать, Жермен?! – спросила Даша.
– Демон обхитрит тебя, как ни старайся. Это все равно что играть в карты с завязанными глазами!
– Сейчас я ему глаз выбью! – Малышев решительно сжал кулаки, шагнул вперед.
– Стой! – закричал Жермен. – Стой, кошар!
Он вновь вскарабкался на свой камень и зашептал в уродливое ухо. Слов было не разобрать, шут отчаянно жестикулировал, пару раз махнул рукой в сторону башни, сделал большие глаза и даже подпрыгнул для пущей убедительности. Кувалда выслушал невозмутимо, на каменном лице не отразилось никаких эмоций. Только однажды он недоверчиво хмыкнул, но Жермен принялся говорить с удвоенной энергией. Циклоп отрицательно покачал головой.
– Ничего не получается! – упавшим голосом сказал шут. – Дело не в серебре! Он готов выпустить Грешника. Одного.
– Что значит одного?!
– То, что слышали. Распоряжение госпожи Лукреции. Ты не оговорила в своем желании, что хочешь покинуть Гадес… – Шут сокрушенно вздохнул. – А если уж госпожа Лукреция чего захотела, она это получает!
Малышев достал нож, шагнул к циклопу.
– Черта с два ваша шлюха получит мою женщину! Слышишь, ты, придурок одноглазый! Если не откроешь ворота, будешь на ощупь бабло трясти!
Кувалда снисходительно усмехнулся:
– Тогда у тебя был меч. И тебе помогал Саул. Ты проиграешь, Грешник!
– Подожди, Костя!
Даша повернулась к циклопу:
– Я все про тебя знаю, Кувалда! Раньше ты был русским богатырем. Когда-то очень давно. Мы земляки. Ты помнишь о своем прошлом? Откуда ты родом?
– Рюриково городище… – неохотно ответил цербер.
– Новгород! – воскликнула девушка. – Мы земляки! Я из Санкт-Петербурга, а бабушка родилась в Новгороде. У меня там родня!
– Брешешь! – недоверчиво спросил циклоп.
– Честное слово! Отпусти нас, пожалуйста, земляк…
– Госпожа Лукреция накажет! – нерешительно бурчал циклоп.
– Если не выпустишь, тебя накажет воин Саул! – объявил Малышев. – Он теперь ваш босс!
– Добрый воин, тень его светла!
Циклоп потрогал шишак на скуле. Аргумент оказался решающим. Он взялся за рычаг. Скрипнули шарниры, ворота неохотно отворились.
– Спасибо, Кувалда! – крикнула девушка, поднялась на цыпочки и чмокнула богатыря в подбородок.
– Поспешите! Ночь совсем близко… – прогудел таможенник.
Рядом суетился шут.
– До захода солнца осталось мало времени. Вернетесь в исходную точку. Если припозднитесь, начнется ночь. Прощайте!
Даша смотрела на маленького человечка, как две капли воды похожего на молодого французского актера, у нее запершило в горле.
– Давай хоть обнимемся на прощание…
– Времени нет! Советую поспешить! – Жермен отвернулся. – Меня и так неприятности ждут!
– Прощай, Жермен! – крикнул Малышев.
– Ступайте с миром, кошары, тень ваша светла!
– Ворота закрываются! – угрожающе объявил цербер.
Ворота захлопнулись, город остался позади. На западе шумело море, во рву отчаянно квакали лягушки-гиганты. Возле моста столпилась очередь. Посетители лихорадочно пересчитывали содержимое своих кошельков. Цербер принимал дань, ветхий мешок наполнялся драгоценным металлом. Платиновое солнце угасало. Левый бок ущербной луны покрывала кроваво-красная кайма. Маленькое алое солнце набирало силу, серые тени нетерпеливо рыскали в поисках добычи. Сразу за мостом истлевали останки немецкого офицера. Кожаную шинель и сапоги утащили вездесущие жабы в ров. Желтый череп загадочно ухмылялся, черные провалы глазниц устремили невидящий взор в пустое небо. В распахнутом зеве были видны золотые коронки. Презренный металл. Рот свела судорога в немом крике. Нацисту довелось пострадать перед смертью. Теперь его душа терзаема в аду.
До побережья требовалось преодолеть пятьсот метров, темнота наступала быстрее, чем в прошлый раз. Небосклон окрасили ажурные сиреневые разводы. Будто художник-любитель смешивал краски на палитре. Они добежали за три минуты. Неплохой результат для уставших молодых людей, учитывая сломанное ребро Малышева! Никаких следов пребывания Косьяна здесь не было видно. Темные волны бороздили морские просторы, краб подозрительно изучал чужаков.
– В прошлый раз он был меньше размером, – заметил Малышев.
Поняв, что дурные кошары обсуждают его сиятельную персону, краб угрожающе щелкнул клешнями.
– Такой гигант сожрет и не подавится! – ответила Даша.
Она прижалась щекой к мужской груди. Хотелось стать слабой, беззащитной. Девушка потянула носом, тихонько засмеялась:
– Мы теперь никогда не отмоемся…
– Рыба?
– Она, родимая… – Даша ощутила касание крестика на голой груди. – От нас останутся такие же кости, как от нациста?
Почему-то ей не было страшно. Они перешагнули страх. Сначала в мрачном подземелье, затем в Башне Смерти. Сказывалась усталость, появилось тупое безразличие к собственной участи. Одна мысль не давала ей покоя. Что имел в виду Жермен, говоря последние слова напутствия: «Вы удивитесь, когда вернетесь в свой мир…»?
– Мы будем защищаться!
Мужчина достал нож, сверкнуло острое лезвие.
– Внушительное оружие! – Она тихонько засмеялась и поцеловала его в краешек губы.
– Оружие не для них. Оно для нас!
Он прямо посмотрел ей в глаза. Они заслужили правду, перешагнув черту, отделяющую жизнь от смерти. Девушка провела пальцем по острию. Ответ был ясен. Если им суждено умереть
