Сколько я так лежал?
Насколько критичны повреждения дома?
Наши враги ушли или еще рядом?
Почему они пытались убить жену? Она ведь такая милая девушка… И глава рода, как жена Какики и Сарсанна.
Почему целью становятся женщины?
Меня почему убить не пытались?
Что за приборы использовали для нападения?
Когда нас уже вытащат?
Кто?
И что с химерой?
Мыслью пытался дотянуться до нее.
Сверху раздался скрип, шелест, посыпались крошки мусора. Давление на спину резко усилилось.
И было прикосновение магии – мягкое, ищущее, почти нежное.
Наверху заскрипело и заскрежетало сильнее. Вдруг дышать стало легче, веки озарил свет.
Интересно, меня убьют или спасут?..
Завал надо мной разбирали часа три. Финал получился безрадостным. Стоило приподняться между обломков, и в отверстие каменного колодца я увидел мрачное бледное лицо министра.
– Не виноват, да? – процедил министр.
Вот все прекрасно понимает, а признавать не хочет. Вниз бросили живые веревки, они мягко опутали меня и потянули вверх. Боль захлестнула нервы, я стиснул зубы и попробовал проиграть в голове ослепительно-прекрасный взрыв, но воспоминания разрывались физическими ощущениями.
Будто переламывая каждую косточку, меня вытащили и на носилках снесли по завалу в палатку, разбитую посередине дороги. Прежде чем прорезиненный полог меня поглотил, я успел заметить блеск перьев на костюме Хлайкери, разбитые окна соседних домов, сочившуюся с моих рук кровь.
Меня переложили на раскладную койку. Усевшись на походный стул, министр наблюдал, как две медсестры промывают раны на моих руках и спине раствором, от которого по телу разливается блаженное онемение, а хирург вспарывает одежду и прикладывает к пылавшей от боли коже диагностические амулеты.
В легких острыми иголками притаилась боль. Слишком ее много. Не как после взрывов в домашней лаборатории, где стены и пол вздымались, окутывая меня непроницаемым куполом. И непрозрачным заодно, так что здесь мне повезло увидеть взрыв.
Но какой, оказывается, реальный мир страшный!
Мне всегда казалось, что все проще.
Что так больно не бывает.
Сверля меня мрачным взглядом, министр крутил в пальцах шестеренку с вкраплениями синих камушков.
– Небольшой химический ожог легких, – сухо констатировал хирург. – Сотрясение мозга средней тяжести. Трещины в правых ребрах и ключице. Перелом правой плечевой кости почти ликвидирован родовой магией, указательного и среднего пальца – тоже. Ушиб правой почки. Трещина в правой большой берцовой кости подвергается массированному магическому воздействию восстанавливающего оберега главы рода. Наблюдается некоторая отечность кожных покровов после принятия защитной формы. Рекомендую постельный режим, обезболивающее, покой. Вред от хирургического вмешательства в естественные механизмы родовой магии превысит пользу. Рекомендую только медикаментозную поддержку.
– Обработайте раны и можете идти. – Министр прожигал меня взглядом.
На меня, как обычно, не действовало.
– Там мама и жена, – сказал на случай, если спасатели ему не сообщили. – И еще какие-то люди.
Одежду с меня срезали кусочками, покрывали раны мазями и повязками. Снаружи доносился тихий рокот голосов, поскрипывание камней, рубленые приказы, вскрики недовольных ящеров. Надеюсь, стазис-камеры достаточно крепки, чтобы выдержать спасательную операцию. А если бы их что-то повредило, нам бы сообщили… Наверное.
Министр продолжал смотреть на меня. Я снова перебирал в памяти, что такого натворил, но отвлекал блеск шестеренки в его пальцах и непривычное беспокойство.
Где-то далеко фоном я ощутил кратковременный, смутный зов химеры. Она свернулась в шар, обросла броней и подавала теперь сигналы бедствия, призывая меня.
Министр все смотрел. Можно ли его гневный взгляд трактовать как своеобразный сигнал бедствия?
– Выйдите, – жутко приказал министр. Я дернулся встать. Он рявкнул: – Лавентин, лежать!
Сбежать захотелось сильнее, но я растянулся на койке, люто завидуя ушедшим медсестрам и хирургу. Химере завидовал. Жене. Вообще всем, кто в эту минуту имел счастье находиться подальше от министра.
Заговорил он негромко, но его рокочущий голос заглушил прочие звуки:
– Что. Ты. Здесь. Делаешь?
– Лежу.
Швырнув шестеренку на столик с лекарствами, министр вскочил:
– Не паясничай!
– Но я же в самом деле лежу, – не без обиды заметил я. – И не надо на меня смотреть таким зверским взглядом.
Взгляд стал еще более зверским, а голос рокочущим:
– Я велел тебе заниматься делом. Сам знаешь каким. – Министр постучал по предплечью, где под рукавами фрака и рубашки скрывался брачный браслет.
– Я должен был найти маму, – напомнил я. – Ни о чем другом думать не мог.
Министр снова сел:
– А предупредить было нельзя?
– Я послал полицийского за помощью.
Глаза министра сузились:
– Подробнее.
– Едва мы съехали с моста, один из двух сопровождающих нас полицейских помчался в участок. Второй оставлял метки для отряда поддержки. Я не сумел правильно оценить расстояние до мамы, мы подошли слишком близко. Нас заметили. Оставив жену и полицейского на улице, я ворвался в дом.
– Зачем ты все взорвал? Осторожнее не мог? Мы в столице! Тут обычные люди. Ты хоть понимаешь, сколько шума наделал?!
– Дом не я взорвал. Те, кто на нас напал, использовали неизвестные приборы с магической и химической начинкой. Проиграв, нападавшие самоуничтожились. Взрыв был химическим, я ничего не успевал сделать, только защитить тех, кто находился в стазис-камерах.
Брезгливо кривя губы, министр покачал головой:
– Опять ты не виноват.
– Я правду говорю, – приподнялся я. – Они использовали кристаллические и жидкие накопители магии. И химию. Я ничего подобного не встречал.
– И не вынес ни одного образца? – хмыкнул министр. – Не верю.
– Детали плавились. А я думал, как защитить жену и маму.
– О, как благородно с твоей стороны.
Ну и зачем такие пассажи? Словно благородный длор и ученый понятия несовместимые.
Министр, разглядывая стены из слабо колыхавшейся материи, прошелся по палатке. Проворчал:
– Что ты, что жена твоя – оба ходячие неприятности. Вы взяли и взорвали дом на одной из центральных улиц столицы. – Он не смотрел на меня да и говорил будто сам с собой. – Ты хотя бы немного думаешь о последствиях своих поступков?
– Иногда, – тихо признался я.
– Иногда, – передразнил министр. – Ты представляешь, как твоя выходка отразится на внутриполитической ситуации? На порядке в городе?
– А что?
Крутнувшись на каблуках, министр уставился на меня:
– Последняя военная операция в Черундии провалена, потери мертвыми и пленными исчисляются в тысячах, скоро эта информация просочится в прессу, а тут еще этот взрыв как доказательство того, что мы даже внутри страны порядок навести не можем. Ты! Ты даже не представляешь, к каким народным волнениям это все может привести.
Я понял главное: дело плохо.
– В общем, так. – Министр снова прошелся по периметру палатки и остановился напротив моей койки. – Ты и твоя непоседливая женушка под домашним арестом. Увижу вас за пределами острова длоров – посажу под замок. На этот раз я не шучу. Ты зашел слишком далеко. И молись, чтобы император не ужесточил наказание.
В действенность молитв я не особо верил, но кивнул:
– Буду молиться.
Министр покачал головой, словно ответ его разочаровал, и вышел из палатки.
Странный он – под арест посадил, а домой не отвез.
Вздохнув, я осторожно приподнялся. Одежды на мне осталось слишком мало. Накинув на плечи серое покрывало с койки, я заковылял к выходу. Несмотря на старания родовой магии и лекарств, наступать на ногу было до зубовного скрежета больно.
Снаружи во всей
