— Как царевна?
— Какая царевна?
— Которая в печальной тьме, — зевнул Игорь. Жужжание и мягкое покачивание саркофага убаюкивало, стоило к нему прислушаться — и стало совсем не страшно, а просто сонно. Он почувствовал что–то знакомое — то ли из снов, то ли из детства, то ли из сказки… — Ее королевич должен разбудить, чтобы она совсем не умерла…
— Я тебя разбужу вместо королевича, — пообещал доктор. — Королевичи сейчас раздолбаи, лентяи и непунктуальные…
* * *На двенадцатый день рождения Аш–о–Эх приготовил своему другу подарок.
Непривычно серьезный и торжественный, он отвел Игоря в свой поселок, за всю дорогу так и не произнеся ни слова, — только покачивал головой и прикладывал к губам палец в ответ на все вопросы.
Подарок, видно, ждал Игоря в хижине Киты. Кита, третья, младшая жена Ашо–о–Этта, отца Аш–о–Эха, сама выглядела немногим старше мальчиков. Смешливая и легконогая, она не любила ни плести циновки, ни вышивать салфетки, как старшие жены. Кита иногда ныряла с мальчиками за ракушками и лазила по деревьям, но в основном проводила время за рисованием сказочных картинок на соломенных салфетках. Еще у нее, как оказалось, был секрет.
— Покажи, — строго велел Аш–о–Эх, после того как втолкнул внутрь хижины Игоря и опустил за ним занавеску. — Покажи ему.
— Я ничего такого не хотела, — почему–то жалобно пролепетала Кита, умоляюще глядя на мальчиков круглыми испуганными глазами, в которых блестели слезы. — Вы ведь никому не расскажете?
— Что? — удивился Игорь.
— Она нарушила запрет, — объяснил Аш–о–Эх. — Обещание, которое мы все дали твоему папе, чтобы жить здесь.
— Какое обещание?
— Покажи ему, — повторил Аш–о–Эх. — Тогда мы не расскажем. Да?
Игорь растерянно принял из горячей дрожащей руки Киты маленькую ракушку.
— Что это?
— Надень на ухо, — сказал Аш–о–Эх. — Это саркофаг.
— Что? Как?
— Это кусок саркофага, — поправила его Кита. — Тот кусок, которого у вашего не хватает. Тот, который запретил твой папа. Сейчас все по–другому, не так, как раньше. Твой папа, наверное, об этом не знает. Сейчас он может быть очень маленький. И если ненадолго, его хватает. Надолго нельзя, можно умереть.
Игорь удивленно разглядывал маленькую безобидную ракушку на своей ладони.
— Не бойся, — сказала Кита, — просто приложи его к уху.
Гибкое прохладное щупальце тронуло кожу и скользнуло в ухо. Игорь было дернулся — сорвать ожившую странную ракушку, но в этот же миг на него обрушился свет и гром.
Музыка. Торжественный гул барабанов, вой труб, перестук трещоток. Пламя алого бархата под ногами, трепет разноцветных шелков и белоснежных перьев. Черные лица, склоняющиеся перед ним с улыбками и почтением. Бархат щекочет босые ступни, на узком черном запястье — его, Игоря, запястье — тяжесть драгоценного, мерцающего звездами, браслета.
Теплая рука прикасается к тонким, черным, наманикюренным пальчикам Игоря:
— Прошу, ваше величество…
Он заорал и попятился, чувствуя, как комкается под ногами бархатный ковер и больно вцепляются в ладонь чужие пальцы, пытаясь удержать падение…
…И открыл глаза, стукнувшись затылком о циновку на полу хижины Киты.
— Ты бы ему рассказал, — упрекнула Кита.
— Всегда лучше смотреть, — пожал плечами Аш–о–Эх.
— Что это было?! — тяжело дыша, спросил Игорь.
— Я ничего такого не хотела. — Кита взяла обратно свою ракушку, сжала в руке. — Ничего. Я только хотела побыть королевой. Самую капельку. — Она всхлипнула и показала эту невидимую капельку кончиками своих тонких черных пальцев, жалобно глядя на Игоря.
И тут он вспомнил, что говорила Роза, рассказывая девушкам на кухне про свой Древний Рим: «Каждой женщине хочется стать королевой. Хотя бы на часок, хотя бы одолжить чужую корону и чужое королевство, раз нет своего. Но редко кто думает, чем потом придется за этот долг платить…»
— А почему им не хочется? — спросил Игорь, кивнув на занавеску у выхода, подразумевая старших жен Ашо–о–Этта. — И почему Розе не хочется быть королевой?
— Розе? — удивленно переспросила Кита. Подумала, покрутив в тонких пальцах свою ракушку. Нахмурилась, вздохнула. И сказала непонятно: — Может, она и так королева?
Игорь сначала недоверчиво хмыкнул. Королева булочек и оладий! Ха! А потом вспомнил, какая Роза на своей кухне. Ловкая, быстрая и величественная. Все тарелки, ложки и кастрюли ее слушаются, никогда не вывернутся из рук, как у других девушек или у самого Игоря. А тесто? Что было, когда София взялась напечь блинов, заменяя Розу? Горький дым, горелые вязкие лепешки. София потом громко ругалась на дурацкие устаревшие сковородки и баюкала обожженную руку. Роза, вернувшись, за полчаса навела на разоренной кухне порядок, утешила Софию и напекла чудесных, пышных и ароматных оладушек с яблоками. А еще Мартин. Он иногда смотрит на Розу так, как будто она и в самом деле королева. Может быть, уже одного этого достаточно для доказательства, даже не говоря про булочки и оладьи?
— Ты не знаешь главного, — сказал Аш–о–Эх. — Твоя мама не умерла. Твоя мама — королева. Где–то там. Кита ее видела, да?
— Да, — быстро закивала Кита. — Видела. Быть королевой — очень дорого, Игор. Я купила один час и теперь могу его жить тридцать раз. А потом надо опять платить, чтобы его жить. Но я могу купить дешевле час придворной дамы в другой стране, где другая королева. А дешевле всего случайный час — тогда я попаду в чей–нибудь мир неизвестно кем. Может, чьей–то рабыней, или воином, или служанкой или даже собакой. И в один случайный час я видела твою маму, Игор. Она — королева в очень богатой стране. И она там постоянная королева. Много лет. Это значит, она уже много лет лежит где–то в саркофаге. Но она там не мертвая. Понимаешь?
— Где? Где это?
— Никто не знает, — покачал головой Аш–о–Эх, — но я пойду с тобой ее искать.
— Почему?
— Что — почему, Игор?
— Почему ты пойдешь со мной?
У Игоря сжалось горло, и стало трудно дышать. Теперь стали понятны ответы на все вопросы, которые раньше его мучили. Все объяснения отцовским запретам. Чудовищная тайна, которую отец скрывал, о которой думал долгими часами, глядя на море, страшась незваных гостей, надеясь, что Цербер защитит его от мертвых.
Мама — королева, и она уже много лет лежит где–то в саркофаге. Где–то там «во тьме печальной гроб качается хрустальный». А отец бросил ее, вместо того чтобы спасти. Уехал на свой остров пить чай, есть оладьи и читать книги.
«Я найду ее. И оживлю, — подумал
