– Чо передать?
– Скажи, что Басмач выполнил заказ и забил на сегодня, как можно быстрее, у «Скрябина».
Калека кивнул, вдруг отрастил обе ноги, подхватил свое тряпье и бросился бежать. Бородач не удивился чудесному исцелению, с армией стукачей по-настоящему безногого Хоря он уже был знаком.
Заказчик прибыл через час, ну, может, чуть раньше. Теперь уже не в бомжацком прикиде, а во вполне себе богатом пальто с воротником под каракуль. Тонкие золотые очки, под стать светлым пшеничным волосам, подчеркивали, что человек он в высшей степени деловой и состоятельный. Он стоял, улыбаясь, в окружении пятерых угрюмых охранников на внушительном и, возможно, бронированном катере.
– Сохатый, – протянул руку заказчик.
– Басмач, ага, – ответил на рукопожатие борода.
– Прогуляемся?
Они шли вдоль берега Волги, ленивые волны накатывали на песчаный бережок.
– Идиллия. Прям голубки на променаде. Долго гулять будем? – терпение Басмача таяло, а этот хлыщ совсем напрасно его испытывал.
– Как всегда, к делу? – усмехнулся Сохатый.
Басмач порылся в кармане плаща, выудил сверток, передал заказчику.
– Палец? – вопросительно покосился Сохатый.
– Только перстень, – вздохнул Басмач.
Сохатый развернул сверток, оказавшийся перчаткой из черного с красным бархата, в которой лежал кроваво-медный большой перстень в форме козлиной головы с черными глазами.
– Мерзость какая. Но дело сделано, – он махнул оставшимся у лодок охранникам.
Басмач внутренне напрягся, сжал в кармане РГД, ожидая подляны, но бугай нес блестящий на солнце низкий цинк.
– Как договаривались, и немного в качестве премии. За скорость. Время, как говорится, деньги.
– И сейчас мы их тратим, – буркнул Басмач недовольно, разочарованно разглядывая маркировку на еще советской, початой «консерве» – заказчик не кинул. – И что там за дело на мильен песо?
– Дело вот какое. В Мелекессе есть один человек, техник. Светлая голова – и очень мне нужный. Его необходимо выкрасть и доставить на Острова. Время идет буквально на часы.
– Сколько платишь, Сохатый?
– Даю карт-бланш, ваша цена: техникой водной-сухопутной, патронами, оружием. Топливом? Но быстро, и чтоб с головы волосок не упал. В дорогу укомплектуем всем, ну, в пределах разумного, конечно.
Басмач думал недолго, ему уже осточертело торчать в этих краях:
– Машину с полным баком, две бочки по полтиннику топлива, два полных цинка пятерки и чего еще вспомню, по мелочи.
– Ли-ихо, – протянул Сохатый.
– Машину сейчас. На ней и поеду в Димитровград, на ней же и привезу техника. А что по времени?
– Самое минимальное. Мой брат, Лось… ну, мы с ним не очень в ладах.
– Догадался, – буркнул Басмач. Эта рогато-парнокопытная семейка уже начала ему надоедать.
– Он знает об этой авантюре и уже нанял очень похожего на вас человека.
– Кого?
– Наемника. Уверен, весьма серьезного.
Нехорошие сомнения насчет случайной встречи на «Скрябине» царапали черепушку изнутри, в случайности Басмач вот нисколько не верил. И много ли похожих на него наемников?
– Ну, за снаряжением, думаю, лучше сразу с нами, так быстрее. Время.
– Да-да, конечно, – Басмач рассеянно огладил черную с проседью бороду судьба, видно, играла с ним в пятнашки, раз решила столкнуть с тем бородатым наглецом. – Только на «Скрябин» быстро загляну, мне там глаз задолжали…
Паскудно ухмыляясь, Басмач развернулся и, уверенно вминая тяжелыми ботинками волжский песок, направился прямо к дружелюбно выпроставшему «язык» трапа плавучему кабаку.
Ирина Баранова
Охота
Черт бы побрал эту духоту! Ни ветерка, ни облачка. Полный штиль. Небо бледно-голубое, белесое, знойное, лес вдалеке дрожит в мареве раскаленного воздуха. Эх, сейчас бы стащить с себя все да нырнуть с разбегу в прохладную воду, смыть едкий пот, охладить вскипающие мозги. И ведь река рядом, вот она, сияет яркой голубизной прямо под белокаменными стенами монастыря. Покой и умиротворение жаркого июльского полдня… В какое-то мгновение Макс явственно услышал стрекот цикад, почуял непередаваемый запах лугового разнотравья. Но только на мгновение. И от осознания того, что все это – глюки, фантомные боли, стало еще хуже. На самом деле, цикады давно вымерли, по крайней мере, в том, первозданном виде, и пахнет ему сейчас совсем не цветами, а старой резиной от маски респиратора. И стащить с себя клятый прорезиненный плащ автоматом означает подписать себе смертный приговор. Про речку так и вообще разговор особый, если и купаться, то только «вприглядку». Нет, конечно, при должной осторожности вполне можно жить нормально, почти как в прежние времена, и, выходя наружу, не изображать из себя окуклившуюся гусеницу. Но развалившейся церкви на самом краю села это не касалось.
Если честно, Макс совсем не понимал, зачем в селе церковь, когда за монастырскими стенами их аж четыре, а служба, как рассказывали старожилы, шла лишь в одной из них? Может, поэтому и простоял храм разрушенным много лет, пока перед самой катастрофой не собрались его восстанавливать. Не успели. Поначалу на развалинах хотели устроить наблюдательный пост: монастырь, дорога к нему, река и село – все как на ладони. Только вот, при относительной чистоте всего, что вокруг, в церкви нещадно фонило. Пыль ли тому виной, или еще что, никто разбираться не стал, просто поставили на идее жирный крест, и все. И правильно сделали: все, что удалось им надыбать в окрестных селах – пара антикварных ОЗК, несколько на удивление исправных дозиметров, старые противогазы, да еще вот респираторы. И это за счастье. А то до ближайшего более-менее большого города аж восемьдесят верст, по нынешним временам – как до Луны. И неизвестно еще, что там и как… Теперь вот храм продолжает потихоньку разрушаться. Пару лет назад рухнула крыша, потом – колокольня, перегородив и без того неширокую улицу. Баррикада оказалась весьма кстати: монастырским она не мешала, а вот от непрошенных гостей какая-никакая, а все дополнительная защита.
Макс полез в церковь не от хорошей жизни. И не от желания полюбоваться пасторальным (овец с пастушками только не хватает, ей-ей) пейзажем, просто не было в округе лучшего укрытия, как и лучшего места для засады. Вот он и мучился сейчас, пытаясь получить эстетическое удовольствие от созерцания прелестей постъядерной природы, и одновременно тихо проклиная и жару, и случившийся двадцать лет назад глобальный трындец, да и все остальное, за компанию.
Там, за монастырскими стенами, о его миссии знали лишь два человека: мать Манефа, монастырская игуменья, и Сергей Петрович, местный Голова, глава гражданской администрации то бишь. Макса никто не выбирал и не назначал, он сам к ним пришел с предложением и сам настоял на строжайшей секретности мероприятия. Манефу он откровенно побаивался, знал – возрази она, Петрович ни за что не согласится. Идеальный тандем. Но выбора у них не было, и Макс получил благословение. Хоть и не нуждался в нем. Не разрешили – ушел бы все
