Секретер из красного дерева с накладками из золоченой бронзы, как обещала, Надежда Дмитриевна перевезла в Москву, поиски тайника приостановлены. Перед тем как отправить ей главу «Кладоискатели», мы разговаривал по телефону. Она успокоилась тем, что ценности дома и чужаку не достались, как диадема с изумрудами, возможно, зашитая в кресло или диван гостиного гарнитура и не указанная на карте капитана Флинта.
Мой приятель, купивший у Даши тахту, изредка заезжает, при его появлении чувствую неловкость: зачем тогда сунулся в не свое дело? зачем принялся вытряхивать тряпки из ящика? Не сделай этого – три серебряные стопки и то неизвестное, что обнаружил он, достались бы ему, а не Даше. Неучтенный схрон стал бы справедливой компенсацией за понесенное оскорбление.
Стол-сороконожка дохода перекупщику, перебившему сделку, не принес. Со слов «крутящихся», он стоит в магазине на Васильевском острове и не продается. Как говорится: «Не все коту Масленица, будет и Великий пост».
Римма Семеновна Горохова, ознакомившись с главой «Остров сокровищ», возмутилась фразой: «старушка тянула век», которая иллюстрировала, как мне казалось, ее одиночество и бездействие на пенсии.
– Ну что вы, Геннадий Федорович, я веду активный образ жизни: хожу в театры, музеи, езжу за границу. Напишите: живет полнокровно и радостно.
Николай Сергеевич Сафронов потребовал убрать слова «коренастый», которое употребил, подчеркивая разницу в росте с Вовой-доктором.
– Какой же я коренастый, во мне метр восемьдесят два. Коренастый это, – он раскрыл заложенную страницу принесенного толкового словаря и прочел: – «Коренастый – имеющий крепкое сложение, широкоплечий, но невысокий». Я плотный, крепкий, согласен. Но метр восемьдесят два – это не низкий. Вова, чтобы казаться выше, каблуки подбивал и прическу специальную делал. А так мы одного роста, я фотографию принесу. Исправьте, пожалуйста.
Вова-доктор замечаний не высказал. При погрузке картин на канале Грибоедова видел его последний раз. «Подламывающиеся ноги» оказались начальной стадией непонятной болезни, он потерял способность ходить, сменил костюм от «Armani» на пижаму, а лаковые туфли на шерстяные носки. С инвалидного кресла Вова-доктор не поднялся. А Николай Сергеевич, славу Богу, здравствует, навещает нас и, сидя в кресле, антикварными байками, как он выражается, «поправляет ауру магазина». Слушать его останавливаются покупатели и «крутящиеся», зашедшие на огонек.
Проказа в посиделках не участвует. Последний раз заезжал узнать порядок оформления пенсии – я прошел этот путь и слыл докой. Его шансы были невелики, трудовой стаж исчислялся всего четырьмя годами: два – служба в армии, еще два – числился на базе, которой руководил отец. Остальное время провел у дверей антикварных и комиссионных магазинов, в разъездах по квартирам эмигрирующих из страны граждан. Те, кто знал его тогда, рассказывали: «По “адресам” Проказа разъезжал на иномарке, следом двигалось два грузовика. Набив первый мебелью и картинами, Серега катил дальше, в хвост пристраивался следующий. Смотаться в советское время на такси в Таллин или Ригу, провести субботний вечер в тамошнем ресторане, а в воскресенье вернуться – удовольствие дорогое, а для Проказы обычное». Он владел несколькими квартирами и загородным домом на берегу Невы.
Его грабили.
– Пришел домой, – рассказывал он, – достал ключи. Сверху сбежали двое, уперлись стволами в бок. Сам открыл, сам отдал.
К концу жизни серьезными делами Серега не занимался, переключился на «хламец»: «фуфловая» живопись и фарфор. Дороже пятихатки за предмет не платил. «Куплю много, – говорил мне, рассматривая полки, – но все по пятьсот». Товар сбывал на «Уделке», где прозябал, надвинув на глаза капюшон. Пенсией не попользовался, скончался вскоре после юбилея.
От Даши из Америки новостей нет, но есть новость от Светланы Тюриной, моей давнишней сдатчицы, проживающей там же. Наездами она посещает город.
– Геннадий Федорович, вам случайно не икалось месяца два назад? – поинтересовалась она в один из недавних визитов. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Гуляю по берегу океана, невдалеке прогуливается пара. По всему видно – русские, подошла. Они оказались из Ленинграда, разговорились. Представляете, они знают вас! Когда выезжали, вы покупали у них вещи. Это нас так сблизило, как будто дома побывали.
Она назвала имена заокеанских друзей, я вспомнил мужа и жену с улицы Красных курсантов. Их сыновья с начала девяностых обосновались в США и зазывали родителей к себе. Женщина к переезду отнеслась легко – она ехала к детям и внукам, а ее муж страдал. Когда я был у них, он неотступно следовал за мной и, ища поддержки, жаловался: «Я с Полтавщины, служил под Ленинградом. Здесь женился. Как я мучился первые годы – не передать. Там тепло: сады, хатки, здесь сырость и камень. Спать не мог – вишня снилась. Думал бросить, уехать, но пошли дети, и я остался. К сорока годам привык. Даже стало нравиться. А теперь она тянет меня в Америку. Зачем? Что мне там делать? Подумать страшно, что лягу в чужую землю!».
Я ему сочувствовал. Без малого пятьдесят лет я прожил в Москве и на момент нашего разговора уже восемь скитался по съемным квартирам, не допуская мысли вить гнездо на болотистой почве невских берегов. Каждый раз, навещая Москву, я ехал домой, возвращался – на работу. По семейной договоренности дочь, окончив школу, должна была поступать в московский институт, жена уехала бы с ней, а я, свернув дела, подтянулся позднее. На этом мое «второе пришествие в “Петрозлат”», четырнадцатилетняя командировка должны были окончиться.
Чем бы я занялся в Москве, ответить сложно. Возвращаться к производству одежды для новорожденных не стал бы, тем более что весь ассортимент «Братьев Вахромеевых» продолжают выпускать. Нарядный чепчик из вышитого полотна в кружевах и лентах максимально упростили, но на сайте, рекламирующем детскую одежду, название прежнее – «Сашенька». Не исключено, что обзавелся бы ларьком в Измайловском парке и, пользуясь связями с «крутящимися», «продавал прошлое» в лесополосе недалеко от дома. Возможно, устроился бы охранником на парковку и, сидя в будке, поглядывая на крыши автомобилей, писал «Протоиереева сына».
Но дочь выбрала иное: «Здесь выросла, окончила гимназию, здесь мои друзья, здесь продолжу обучение». Ломать ее не стал. Возвращение в Москву отодвинулось на неопределенный срок. Я устал от переездов, перспектива окончить дни в чужих стенах пугала. В 2012 году я продал квартиру в Москве и купил здесь. Теперь, когда еду в столицу, не чувствую, что еду домой, но и возвращаясь, не скажу, что еду на работу. А куда?..
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/
