Как-то после выхода «Записок барыги» он огорошил: «Ты знаешь, я тоже пишу повесть! Это будет бомба! Сенсация! Закончу – дам почитать». Я отнесся к его заявлению с ревнивым интересом. Вскоре он принес засаленную тетрадь, озаглавленную «Наследник русского престола». Разбирать неряшливый почерк было лень, и я предложил перевести рукопись в удобоваримый вид, распечатав на компьютере. Знакомая женщина-корректор за вознаграждение взялась за работу и, прежде чем сдать текст заказчику, несколько раз заходила, возмущенная несуразностью и нестыковкой изложенных фактов.
В повести Юра-хулиган объявил себя сыном великой княжны Анастасии и красноармейца, спасшего ее из дома Ипатьевых. Из текста следовало, что княжна родила ему двух детей: девочку, ставшую впоследствии народной артисткой СССР, и нашего героя. Из-за чего брат и сестра носили разные фамилии, жили в разных городах, Юрий Иванович не объяснил. С матерью он обошелся жестоко: заразил тифом, после чего она потеряла память и прожила у дочери до середины восьмидесятых, не помня себя и сына, который жил в Ленинграде с отцом. Об отце намешано столько, что санной оглоблей не провернуть: он и блестящий офицер гвардии, и член ВКП(б) с семнадцатого года, каратель в армии Каппеля и заместитель начальника охраны дома особого назначения. Я не стал бы читать эту галиматью, а тем более пересказывать, если бы не один факт: незадолго до смерти народная артистка призналась в интервью центральному каналу о существовании у нее непутевого брата. На улице Декабристов, в «Щуке» и на «квадрате» не было человека, который бы ни знал, что она и Юрий Иванович родные брат и сестра. После ее смерти наследник русского престола оживился, навещая меня, испрашивал инструкций, как действовать, чтобы добраться до денег сестры. Его апломб сбивал, а заявление народной артистки, сделанное публично, заставило погрузиться в дебри Рунета. Добытые тогда сведенья разрушили миф. Перечислять всех аргументов нет смысла, достаточно одного: чтобы претендовать на роль ее брата, Юрий Иванович должен был родиться на пятнадцать лет раньше. Не исключаю, что наш самозванец и брат народной артистки могли быть знакомы, встречались на пересылке, отбывали наказание в одной колонии. Так или иначе, часть биографии старшего товарища Юрий Иванович присвоил, как, вероятно, и его записки. Не надо быть филологом, чтобы понять: текст написан разными людьми.
С уходом Вадика и Юрия Ивановича «заглохла нива жизни» городских помоек: горожане стали осмотрительней и не так беспечны, изменилась конструкция бачков. Теперь на мусорных площадках Коломны роют котлованы, опускают в землю мешки – подобие рыболовного трала, сверху устанавливают бочку с отверстием. До пакетов не добраться, даже палочка Вадика бесполезна – глубоко.
Светлана Дунаева оформила пенсию, но магазин не покинула, работает двадцатый год. Люба Зайцева – десятый. Затянувшиеся «тощие года» не позволяют повысить им зарплату. Та и другая кряхтят, но лучшего места не ищут. «Крутящиеся», которым тоже не сладко, шутят: «А вы им вообще не платите, за радость общения с прекрасным они вам должны приплачивать, а не вы им».
Ко всем бедам Аси добавилась анорексия, она исхудала и сгорбилась, «ходить по кругам» бросила до того, как появились бачки недоступной конструкции. Она по-прежнему терроризирует завсегдатаев рюмочной концом света и ядерной зимой. Но ее слова поблекли, в них все чаще сквозит сарказм, переходящий в бессильные угрозы. Она уже не шепчет молитв под нос, не прикрывает платком рот, а выйдя на улицу и держась за ручку двери, чтобы не сдуло, костерит «шОкалов» в голос. Придавленную неустроенным бытом, ее одолевают болячки, она борется с ними, поглощая горстями таблетки и запивая отваром полыни, потребляя его литровыми банками. Ее «защита» редеет: переехал Мишка-Ленин, уволился Толик-бармен, умер Карлыч. Молодые «щурята» жалуют Асю как местную достопримечательность, но мелочишкой на жизнь радуют редко.
– Малыш, я между небОм и землей, – говорит она, когда усталая от бесцельно проведенного дня является за деньгами. – ПОтерпи чуть-чуть, и прОрвемся. Нужен миг. ПОверь ИсакОвне.
В июле 2016 года Светлана Дунаева, придя на работу, нашла ее лежащей на диване, ведро и швабра стояли у прилавка. Почувствовав себя плохо, она прилегла на антикварную мебель и потеряла сознание. Уведомленный о случившемся по телефону, распорядился вызвать «скорую помощь», и ее отправили в лечебницу. Памятуя о косом мастере Левше, доставленном в Обуховскую больницу «без тугамента», и предполагая, что за двести лет в России мало что изменилось, узнав, куда ее повезли, помчался следом.
Неделю она лежала в реанимации, неделю – в общей палате, мы навещали ее, возили фрукты, сигареты, деньги. Лечение и уход, здоровая пища и покой повлияли благотворно, из больницы забрал Асю посвежевшей, с ясной головой. Дорогой, пользуясь случаем, втолковывал, что теперь, не теряя дня, надо получить паспорт – бомжам, кто обратился, их стали выдавать, – полис обязательного медицинского страхования и главное – подать документы на оформление пенсии по старости.
– Пусть семь тысяч, пусть пять, – внушал ей, – это деньги, для тебя не лишние. Я не вечен, магазин может закрыться в любой момент, куда пойдешь? Кто тебе что даст? На улице долго не протянешь.
Пристегнутая к креслу ремнем безопасности, она молчала, уставившись в приборную доску, а когда выехали на набережную Невы – в окно. Кроме дощатых столов и скамеек рюмочной, она давно ничего не видела.
– Отпущу с тобой Свету, отвезу, куда следует. С ней пойдете по инстанциям, расскажешь о себе: где родилась, училась, где работала. Поднимут архивы, дадут паспорт, а там до пенсии рукой подать.
– ПОсмОтрим, – выдавила она, отстегивая ремень и вылезая из машины.
Неделя понадобилась Светлане, чтобы узнать, куда и в какие дни надо подать заявление на восстановление документов. Для Аси этого срока оказалось достаточно, чтобы наглотаться таблеток и опоить себя полынью. Наши уговоры уперлись в стену.
– СпОсибО. Никуда не пОеду. Чем хуже, тем лучше.
И все потекло по-прежнему. Светлана, как может, подкармливает ее, приносит в банке суп, жареную картошку, грибочки. Я покупаю и выкладываю на видные места «Доширак» и «Ролтон». Полученные от магазина деньги Ася изводит на «аптеку».
Прежде чем дать Асе, главу «Кикимора» читали Светлана и Люба Зайцева. Ни та, ни другая замечаний не высказали, а Ася, не дочитав до конца, заявила: «Все неправда!». – «Почему?» – удивились девочки. «Неправда и все!»
При продавцах читал ей рассказ вслух, разбирал каждое предложение, каждое слово. «Не гОвОрила! Не былО! Вы ничегО не знаете». И при этом смотрела на нас, как на недоумков. Я махнул рукой: Кикимора, ну что с нее взять!
Кстати, шалопай, после ночного визита которого пришлось обзавестись домашним эльфом, заходил. Я не видел, Светлана рассказала:
– Видимо, освободился, пришел не
