Голос Геннадия Ивановича Беззубенкова продолжает звучать со сцены Мариинского театра и оперных залов Европы. Он полностью удовлетворил потребность в собирательстве и перестал нас посещать, но дружба не прервалась. «Не желаете ли сходить… – слышу в телефоне голос Фаины Степановны. – Геннадий Иванович приглашает, говорит: скоро петь закончу, а Геннадий Федорович в этой роли меня не видел». Покупаю букет и спешу к одиннадцатому подъезду. Оксана предпочитает балет, и моей спутницей выступает Александра; музыка действует на нее благотворно, неделя без театра – и она начинает хандрить.
В новой постановке оперы Александра Даргомыжского «Русалка» Геннадий Иванович пел Мельника. Я видел певца разным: Сусаниным – добропорядочным семьянином и мужественным гражданином, угодливым и подобострастным Ткаченко в «Семене Котко», ерником и балагуром Варлаамом в «Борисе Годунове», и, казалось, был готов ко всему, но его Мельник потряс. В сцене с Князем обезумевший Мельник, сознающий, что не только Князь, но и он корыстолюбием и сводничеством повинен в смерти дочери, вызывал страх. А как сочувствовал ему зал после неудачного покушения на Князя. Мне показалось: прибей его тогда Мельник, никто бы не удивился, наоборот, порадовались бы заслуженному наказанию, до того справедлив и законен был гнев отца. Но этого не случилось, налетела стража и оттащила ослабевшего старика от испуганного соблазнителя.
Крохотная роль Старого иудея в опере «Самсон и Далила» Сен-Санса, исполненная Геннадием Ивановичем недавно, вроде Первого назаретянина в «Саломее», – играть нечего: стой и пой. Нет ведь, придумал. Даже если бы его не обрядили в черный лапсердак, не надели парик с пейсами и широкополую шляпу, он одним движением рук показал иудея. «Пархатый», – прошелестел восторженный шепот.
В 2014 году отмечалось 65-летие певца, на исторической сцене шла «Хованщина» Мусоргского; Геннадий Иванович – Досифей, Ольга Бородина – Марфа, за дирижерским пультом – Валерий Гергиев. После спектакля – банкет. Ночь. Гулкая пустота переходов и хрустальное сияние банкетного зала. Накрытые столы, и артисты без грима. Тосты. Веселье. Смех. Жаль, что разводные мосты не знали о празднике, в два часа ночи пришлось покинуть сверкающий зал в глубине дремлющего театра.
Долгое время не давал покоя конфуз с Майей Плисецкой. Досадуя на собственную нерасторопность, рассказывал о нем знакомым и друзьям, в том числе артистам. Меня успокаивали: «Забей», «Не думай», «Ничего страшно не произошло», «С кем не бывает». Подобные советы утешали слабо, а Юрий Акимкин – я называл его «золотая валторна театра» – высказался неординарно: «Что вы переживаете, Геннадий Федорович, представьте: вы ей поклонились, а она вам не ответила, отвернулась. Что тогда? Сидели бы оплеванный». Я представил и угомонился.
Через год-полтора после «Мертвых душ» Евгений Уланов пригласил на оперу Клода Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда», он играл Гало, роль, за которую удостоился звания лауреата премии «Золотой софит». Довольный месту в директорской ложе, я коротал время в кресле голубой гостиной, рассматривая гостей одиннадцатого подъезда и контролируя дверь в приемную Гергиева, откуда вышла группа из пяти–семи человек и остановилась у вызолоченных зеркал. Один из них, показалось, – Щедрин. «Раз он здесь, рядом должна быть Плисецкая», – решил я, стараясь разглядеть балерину. Прозвучал второй звонок, люди у зеркала стали прощаться, и двое (среди них Щедрин) направились в мою сторону. Я напрягся. Когда они ступили на лестницу, композитора окликнули, он остановился, а Майя Плисецкая прошла дальше. Подхлестывать меня нужды не было, и я громко поприветствовал вошедшую балерину: «Здравствуйте, Майя Михайловна!». Ее лицо озарила улыбка, словно она помнила меня и также испытывала неудобство и смущение от моей прошлой выходки. Мы едва успели обменяться парой ничего не значащих фраз, как подошел Щедрин. Он поздоровался, и, убедившись, что общение закончилось, обнял ее за талию, и вывел в фойе.
Довольный, я сиял, как масленичный блин, но третий звонок, как третий крик петуха, вернул в реальность. «Баран! Урод! Великая балерина стояла, а ты не удосужился оторвать зад от кресла!» Лицо зардело от стыда непоправимой ошибки. Но не бежать же следом извиняться!
Другой попытки загладить вину не случилось. На репетиции оперы «Левша» я видел их, но подойти повода не было, премьера «Рождественской сказки» прошла без участия Майи Михайловны, ее не стало в мае 2015 года.
До Головинского зала с Денисом Кашиным пока не добрался. После того как в мае 2013 года на чердаке исторического здания обнаружили тело повесившегося мужчины, пропускной режим ужесточили.
Анна Соболева по-прежнему посещает нас с заявками художников-постановщиков, а весной 2016 года самостоятельно оформила оперу Леонида Клиничева, посвященную Анне Ахматовой; спектакль предназначался для камерного «Зала Прокофьева» в «Мариинке-2». Анне требовалось двумя-тремя предметами передать атмосферу жизни автора «Реквиема» и «Поэмы без героя». Она справилась.
Евгений Уланов тем временем заканчивает режиссерское отделение Института театрального искусства, надеюсь дождаться дня, когда он ответит Джону Брауну и Грэму Вику своей постановкой «Войны и мира». А пока до меня доходят вести из Концертного зала, где идет подготовка его дипломного спектакля – оперы Мориса Равеля «Испанский час».
Сидение на запретном стуле в заветной ложе довело-таки меня до участия в представлении. На подмостки не вышел, но подыграл артистке в опере Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре». По ходу действия сцену заполняют торговки рыбой, подойдя к рампе, на все голоса предлагая ее воображаемым покупателям. Ближайшая к директорской ложе протянула рыбу мне. С запозданием сообразив, что можно отличиться, поднялся и принял муляж чешуйчатого позвоночного неизвестной породы, осмотрел, понюхал, одобрительно кивнул и полез в карман за кошельком. Пока разыгрывал покупателя, мизансцена закончилась, игривая торговка выхватила рыбину из моих рук и убежала. До конца спектакля пребывал в волнении, мысленно проигрывая и усложняя пантомиму.
Бронзовых светильников – недостойных, на мой взгляд, Мариинского театра, один из которых некоторое время пролежал в кабинете на стеллаже, – в зрительской части не обнаружил, хотя исходил ее вдоль и поперек.
Недавно напомнил о себе Александр Гальперин, предложив снять телевизионный репортаж о Вадике для одного из городских каналов, где теперь работал. Согласился бы Вадим Владимирович Кондратьев предстать перед объективом телекамеры, если отказался позировать перед фотоаппаратом, никогда не узнаем. Он умер, не выйдя из длительного запоя, и теперь пребывает среди горячо любимых им звезд.
Не стало и Юрия Ивановича Булатова, по кличке Юра-хулиган, которому на «квадрате» бомжи сбывали вещи из мусорных
