«Как давно я не нянчила детишек! – говорила бабушка Дуся. – У меня и внуки, и правнуки выросли уже... Идите сюда, милые, не стесняйтесь...»
Внук очевидца события, годовалый Ванечка, тоже подбежал к ней. «Мой хороший... – сказала она, давая ему пирожок и гладя его по голове. – Ты чей же будешь?» «Это наш Ванька, – ответил его дедушка. – Что нужно сказать, Ваня?» Малыш улыбнулся и снова протянул вверх ручки, словно хотел сказать: «Дай ещё!» «Ещё хочешь... Кушай, лапушка...» – и бабушка Дуся дала ему ешё один пирожок. «Спасибо вам большое, бабушка, – ответил дед мальчика. – Лучше пусть угостятся бедные дети». И он увёл внука. Но и его семья тоже испытывала большую нужду.
– Не стоит город без святого, селение без праведника, – сказала соседка Матрёна Пантелеевна. – Светлая память Авдотье.
Филя сидел задумавшись: всё ещё не верилось в случившееся, впервые у него было так пусто на сердце, и даже слёз уже не было...
Он медленно отходил от горя – сначала какое-то время побыл у бабушки, они тепло и душевно общались, Анна Степановна жалела его, заботилась о нём; он видел во сне бабушку Дусю, и там у неё всё было хорошо, и он стал успокаиваться... А по приезде в Москву его охватила любовь и забота отца, тепло дружеских уз, он вновь занялся учёбой, и боль немного утихла... После он каждый раз, когда бывал у бабушки, обязательно приходил с цветами на могилку к Авдотье Тихоновне.
11. «Артек»
Летом 1938 года Филя ездил отдыхать в «Артек». Путёвкой в пионерлагерь его наградили за победу в математической олимпиаде. Жизнь в пионерлагере была очень интересной и нравилась Фильке.
Каждое утро он просыпался ещё до пионерского горна и лежал в палатке, раздумывая о чём-нибудь. В семь часов горнисты играли подъём, становилось шумно и весело. На артековцах были шорты, белые майки, красные галстуки и белые артековские панамки.
Пока на кухне готовился завтрак, ребята собирались на Костровой площадке с большим портретом Сталина и надписью на красном полотнище: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» Здесь проходили беседы, встречи с гостями, здесь зажигали костёр. А утром тут делали зарядку под звуки рояля. Затем вожатые вели отряды на линейку.
Отряды строились вдоль балюстрады, у мачты. Барабанщики, горнисты, фанфаристы поднимались на мостик. Все отряды «сдавали рапорт», кто чем будет заниматься в течение дня. Потом под звуки барабанов, горнов, фанфар дежурное звено поднимало флаг.
Ребята спешили на завтрак в прохладную столовую. Там давали кому что нравится. Был первый завтрак, второй завтрак, обед, вечерний чай со вкусностями, ужин... «Здесь я растолстею, – писал Филька. – Приеду домой – родители не узнают...»
Потом отряды бежали на пляж. Филька любил сидеть на берегу моря и смотреть на корабли и белые паруса лодок вдали. «Всюду камни, песок, живописные скалы...» – писал он в дневнике. На берегу дежурил врач, под руководством которого артековцы принимали солнечную ванну: ложились на песок и переворачивались с боку на бок, на спину, на живот. Потом все бежали купаться.
До обеда обязательно была какая-нибудь экскурсия. Филька побывал в гроте Пушкина, где поэт жил во время южной ссылки; в лагере «Суук-Су» у испанских ребят – смуглых, черноглазых, весёлых; на вершине Аю-Дага, где вожатый Костя рассказал ребятам легенду об этой горе:
– Жил-был царь, и была у него дочь-красавица. Однажды она вышла на прогулку, и её увидел медведь-великан, пришедший из гор. Она ему понравилась, и он похитил её.
Обеспокоенный царь пообещал полцарства тому, кто спасёт его дочь. На его зов откликнулся храбрый юноша, который сказал:
«Я спасу её, но ты должен будешь отдать мне её в жёны».
Царь согласился.
Юноша отправился к пещере, спрятался неподалёку, подождал, пока медведь уйдёт за добычей, и бросился за царевной. Взял её на руки, побежал к морю; они сели в лодку и стали отплывать от берега. Медведь заметил их сверху, подбежал к воде и стал жадно пить воду, намереваясь выпить всё море, чтобы они не смогли уплыть.
Юноша и царевна испугались; он бросил вёсла и с мольбой поднял руки к небу. И медведь-великан превратился в гору, на которой мы с вами сейчас и находимся. «Аю-Даг» по-татарски значит «Медведь-Гора».
***
За обедом каждый отряд рассказывал о своих приключениях.
После обеда был тихий час, но Филька не спал – лежал, наслаждаясь тишиной и спокойствием вокруг, вспоминая о чём-нибудь, прислушиваясь к дальнему шуму моря. Он и в детском саду не любил спать в тихий час. Вообще он спал очень мало.
Соревнования авиамоделей, которые проходили после тихого часа, были интересны Фильке: дома он делал из фанеры и бумаги модели ракет, и здесь он, хоть и не участвовал сам, но внимательно и восторженно наблюдал за запуском моделей самолётов.
Однажды его навестил двоюродный брат Генка – сын дяди Матвея. Филька накормил брата и повёл его на экскурсию по лагерю. Они побывали в тире, где ребята учились стрелять, в Тихой читальне, на Игровой площадке, в музее «Артека», на Беговой дорожке. Потом было чаепитие, за которым два брата вдоволь наговорились.
На Костровой площадке играл артековский самодеятельный оркестр. Тут были и барабаны, и скрипки, и гитары, и балалайки. Филька играл на балалайке – на ней и на гармони его научил играть дядя Миша. Дирижёр суетился, поправлял всех, взмахивал указательным пальцем. Ребята пели:
Где гор великаны,
Где бродят туманы,
Где моря шумливый набег,
Под старой горою,
Что стала стеною,
Раскинулся лагерь «Артек»...
Фильке была свойственна любовь ко всему живому. Так, он с радостью вспоминал, как ребята обнаружили на территории лагеря ежиху, которая вывела ежат, целых девять штук, и много артековцев собралось посмотреть на них. Сама ежиха куда-то пропала, детки выползли из норки, и Филька подливал молока в блюдечки, а малыши лакали. Когда ежата насытились, он переложил их в норку. «Один из ёжиков, самый маленький, съел больше всех – так он был голоден», – писал Филя в дневнике.
...После ужина показывали кино, потом была вечерняя линейка.
В «Артек» приезжало много гостей, среди них был председатель Совнаркома Вячеслав Михайлович Молотов,
