Это произошло ранним, тихим утром. Солнышко только-только продрало глазки и улыбнулось. Чиркнуло лучом по реке, выбило искры. Едва касаясь лапками воды, полулетом, пронеслась против течения небольшая стая диких уток. Кто успел увидеть, у того перехватило дыхание. А успели увидеть едва проснувшиеся наши мужья, рассевшиеся в ряд на бревнышке. Сидели и млели. Это было заметно по их блаженным физиономиям.
Вдруг, откуда ни возьмись, рыбак. Со спиннингом и садком. И к нашим:
- Ребята, можно я здесь закину?
Те снисходительно ухмыльнулись:
- Закидывай. Что выловишь – твое.
Они же знали, что здесь никогда ничего не ловилось.
Незнакомец закинул. Минуты не прошло, он выдернул удочку. Чудо! На двух крючках трепетали две маринки.
Снял, положил в садок, снова закинул. И снова – раз! На крючке маринка. Одна, но в два раза крупнее первых двух. Зрители обомлели. Не может быть! А этот снова закинул, и снова две. Так он поймал семь штук, и на этом остановился. Не потому, что он продолжал закидывать, а у него не клевало. Нет, он просто прекратил лов, словно знал – на этом месте больше ничего не будет. Перекинул на плечо спиннинг, поднял садок, попрощался и пошел себе. Наши мужчины остались неподвижно сидеть на бревне с разинутыми ртами. Саша только успел крикнуть:
- Эй, мужик, ты на что ловил?
Тот остановился, пожал плечами.
- На вишню.
Впредь на этом месте больше никогда ничего не ловилось. Даже Хасан Терентьевич, уж на что, всем рыбакам рыбак, и тот подтверждал, что здесь даже на пробу забрасывать нет никакого смысла.
А место само по себе было прекрасное. Поросший арчой противоположный, «заречный», склон уходил в небеса. Циклопические скалы образовывали фантастические фигуры. Особенно при лунном свете там можно было увидеть голову сказочного богатыря, старика с клюшкой, льва, или нежный профиль девушки с длинными волосами.
Стоило выйти на мысок, крайнюю оконечность Большой поляны, открывался вид на заросшее тополями и тальником ущелье Тереклисая и могучий хребет водораздела. Начинался он со скалистой, не очень высокой, но с крутыми склонами и круглой макушкой горы. Густой арчовник на северной стороне делал ее мохнатой. Называлась гора Большой шлем.
Мы часто давали названия любимым местам. Невдалеке от поляны, если идти вверх по Акбулаку, прямо напротив родника находилась Бухта святой Алисы. Обычно все проходили мимо этого места, и даже не останавливались передохнуть на пути к облюбованной дальней купальне.
Но в один прекрасный день Ася Родина отбилась от шумной компании, села на траву под березкой, растущей на небольшом мысу, ушедшей корнями в воду. Река не шумела здесь, разлившись широким мощным потоком. Алиса Григорьевна долго сидела, смотрела на нее, темную, заслоненную горой от солнца, на видимый даже в тени язычок песчаного, уложенного гармошкой, дна. Мы стали торопить ее:
- Ася, пойдем, хватит рассиживаться.
- Ах, ничего вы не понимаете, вечно вы куда-то торопитесь, вечно вас куда-то несет - тихо сказала Ася. Поднялась, сбросила с себя ситцевый халатик, осталась в ярко-голубом купальнике. Осторожно, прогибаясь в тонкой талии, держась одной рукой за вымытый постоянно набегающей волной боковой корешок березы, вошла по пояс в воду крохотной бухточки. Окунулась, не спеша (обычно мы с визгом выскакивали из ледяной воды) вышла на берег и сказала:
- Теперь и умереть не страшно.
С тех пор мы часто приходили в Асину бухточку, подолгу сидели, разговаривали. Дети возились в песке, а на нас через некоторое время нападал молчун и непонятное желание остаться здесь навсегда.
В другом месте, на Терекли была купальня Свиное рыло. Глубокая ямина под скалой, ну точно, будто дикий кабан поднял голову и стоит. Здесь можно было даже поплавать в голубой воде, погреться потом на раскаленном песке, нанесенном в разлив меж частых кустов краснотала.
Было место, называемое Медвежий угол, на полпути между Большой поляной и Березовой рощей. Мы ходили туда за крупной и необычайно сладкой ежевикой. Густые заросли ее расползались плетьми по рыхлой глиняной осыпи.
Однажды собираю ягоды и медленно поднимаюсь по сухой мягкой глине, по чьим-то, совсем недавно оставленным следам. Еще подумала, хорошо, кто-то прошел впереди меня, подниматься теперь легко, как по ступенькам. Ежевика висит гроздьями, ведерко мое наполняется, по сторонам не гляжу, некогда. И тут – раз! – взгляд упирается в солидную кучу свежего помета. Чуть-чуть я в нее не вляпалась. Мама родная, я шла по медвежьему следу! Замерла, сердце оборвалось. Тишина. Чуть слышно, как внизу переговариваются с детьми Ася и Вера Скворцова… До сих пор не помню, как оказалась возле них. Но, что обязательно стоит отметить, ягоды не рассыпала.
Сколько-то прошло времени, вернулся с рыбалки Вадим Борода. Идет довольный, прячет ухмылку. На кукане болтается с десяток солидных маринок. Положил небрежно на стол, буркнул:
- Почистить!
И полез в палатку отдыхать.
Смиренные, с виноватым видом, отправились на бережок Кирилл и Саша потрошить маринку.
В горных условиях мелкую чешую с этой рыбы снимать не надо. Иначе в казане, в горячем масле она расползется. Следует лишь вспороть брюшко, убрать внутренности и тщательно, не ленясь, очистить полость от черной пленки. Она у маринки ядовитая. Плохо почищенной рыбой можно отравиться.
Мир и тишина воцарились в лагере. Двое на берегу чистили рыбу, остальные с улыбками переглядывались и кивали в сторону палатки Скворцовых. Вслух обсуждать ситуацию не рисковали. Вдруг он еще не остыл, как следует.
И вот тут произошло знаменательное событие! На краю откоса появился Никита. Растрепанный, мокрый, весь в песке, глаза безумные. Обеими руками прижимает к груди два «полена», двух чудовищных рыб. Держит он их за головы, просунув пальцы под жабры, а хвосты свисают ниже колен.
Он ссыпался с горки, волоча за собой тучку мелких камней и пыли, запыхавшийся приблизился к столу, вывалил на него добычу и, гордый, счастливый, перевел дыхание.
Его тормошили, расспрашивали, но по началу он не мог выговорить ни слова.
- Где твоя удочка? – спросил папа.
- Нет удочки, уплыла.
Я стала стаскивать с него мокрую куртку, заставила скинуть трико.
- Господи, да как же ты перемазался!
- Ой, мам, не до того было, – он стал рассказывать. – Дошел до ямы (была, недалеко от поляны, глубокая промоина за скалой), закинул удочку. Клюнуло сразу. Я тянуть, а оно не вытягивается. Думал, зацепил. Тяну, удочка гнется, а леска как-то в сторону, в сторону. Нет, думаю, не зацепил – рыба!
Долго мучила рыба Никиту. Наконец, медленно отступая назад, удалось вытащить ее на берег. Увидел – растерялся. Прежде ему удавалось поймать одну-две рыбешки, а тут монстр. Он чуть было его не упустил. Бросил удочку и упал на рыбину животом. Под ним завозилось что-то большое,
