А что если сыграть то, что здесь написано?..
- Сыграть тебе на гитаре? – предложила я.
В ответ на Степину мольбу переночевать у меня эта фраза совершенно случайно прозвучала издевательски. Он посмотрел на меня, как на врага.
Я вспомнила, что парень не в курсе, что я гитаристка.
- Если бы у меня были деньги… - задумчиво произнес он, проигнорировав предложение, - я бы снял гостиницу на эти сорок… тридцать пять… нет, тридцать четыре дня.
Вот влип, бедняга… - подумала я, глядя на его несчастное лицо, и в мозг вдруг снова впились последние строчки письма.
…И помни – у НИХ в плену остаётся
Одна юная жизнь.
Тело внезапно стало тяжелым. Руки и ноги будто налились свинцом.
Я поняла, что и Степа оказался здесь не случайно.
Он и есть эта юная жизнь!
И никуда ему отсюда не деться – он связан со мной и собственным покойным дядей незримой нитью. Он тоже звено всей этой безумной цепи.
- Нет, - я положила свинцовую руку на спинку кресла. – Будем ночевать здесь. Вместе. Скоро этот кошмар закончится…
Степа посмотрел на меня с нескрываемой надеждой.
И, помолчав немного, застенчиво произнес:
- Я картошку пожарил с грибами. Пойдем?..
Я вспомнила неудавшийся завтрак и улыбнулась.
Может, хоть совместный обед состоится?..
- Пойдем.
Совместный обед состоялся, и, пожалуй, утром я была неправа в нелестных высказываниях о кулинарном таланте парня. Картошка с грибами явно удалась!
Шеф-повар категорически не разрешил мне мыть посуду.
- Я сам помою, а ты посиди, - заявил он.
Я согласилась, окидывая взглядом узкий подоконник.
- Интересно, а где у него губки с железками?.. – тихо, словно самому себе, задал вопрос парень.
- В столе, на средней полке, - быстро сказала я.
Степа повернулся и странно взглянул на меня. Потом медленно вытащил губку из глубины полки, на которую я указала.
Возникла напряженная тишина.
И мне почему-то тоже стало не по себе.
Чувствуя легкий приступ удушья, я перевела взгляд на окно и снова увидела стоящий в углу, за горшком с алоэ, эфедрин.
Сама не зная почему, я обратила на него долгий и пристальный взгляд.
И вдруг под побеленным потолком пролетела темная бабочка.
Она слегка покружилась вокруг маленькой люстры и вылетела в открытую форточку.
И в тот же миг где-то высоко прозвучал, отдаляясь, тихий-тихий голос.
Я успела поймать окончание улетающей на шумную улицу фразы.
«…Болею я, Дарьюшка. Сегодня ты пришла в последний раз…»
Я невольно вцепилась в стул.
Из памяти восстали эти слова, будто я совсем недавно их слышала – точь-в-точь в таком порядке…
- Ты что, бывала у него, что ли? – подозрительно спросил Степан, и, не услышав ответа, повернулся, и я увидела, как расширяются его глаза.
- Ты что такая белая?! Может, лекарства какого-нибудь накапать?
И он кинулся к эфедрину.
- Это не подойдет?..
- Нет! – взвизгнула я не своим голосом.
- Тут еще валерьянка есть… - деловито сказал парень, перебирая пузырьки.
Я вскочила.
- Мне ничего не надо… - и голос резко сорвался, будто рухнул с обрыва.
- Ладно, ладно, - махнул рукой племянник, - как хочешь… Тогда на вот, водички попей.
«Бабочки… - подумала я, - бабочки приносят голос Бориса Тимофеевича…»
И почувствовала, что схожу с ума.
- А ты что, действительно умеешь играть на гитаре? – неожиданно спросил Степа, держа у моего рта стакан с теплой водой.
Я медленно, по глотку, выпила всю воду, прежде чем ответить:
- Ну да, я музыкальное училище заканчиваю по классу гитары.
И почему-то никак не могу закончить…
- Ничё себе! – Степа отбросил со лба челку и восхищенно посмотрел на меня. Я увидела россыпь веснушек на его круглом лице. – А может, тогда правда поиграешь те дядь Борины ноты? Давай, тащи гитару!
Парень заметно воодушевился, предвкушая вечер классической музыки.
Но настроение у меня резко упало, надо мной все еще витал обрывок улетевшего голоса, опускаясь на дно памяти тяжелым осадком, и я почувствовала, что все больше запутываюсь в какой-то невидимой паутине.
А тут еще эти ноты, которые сами собой пишутся по ночам, как какой-то чертов «Реквием»…
- Не буду я их играть, - грубо сказала я, ставя на стол пустой стакан. И твердо добавила. – Ни за что!
Степа помолчал, потом убрал стакан на полку и расстроенно промолвил:
- Ну ладно…
Незаметно на город опустился теплый летний вечер, и неумолимое приближение ночи почему-то вызвало болезненную, щемящую тоску.
Видя, как сгущается за окном темнота, я внезапно испытала острый прилив отчаянья и, сама того не осознавая, вдруг вцепилась в Степин локоть, безумно боясь его отпустить. Словно в это мгновение только его рука держала меня на земле, а выпустив ее, я, как шар, наполненный гелием, взлечу в темное небо, и назад мне уже не вернуться…
В полумраке комнаты я повернулась к рыжему мальчишке и уставила на него умоляющие глаза.
- Будь рядом! Всегда! Понял?
И сама поразилась своей интонации.
Он, кажется, ничего не понял, но ухмыльнулся и сказал:
- Понял, принцесса!
Я, по-прежнему не отпуская, держала его руку в своей.
Что ж, мне достаточно и этого обещания.
Глава девятая
На этот раз сон смежил веки, стоило мне только забраться под тонкое одеяло и пожелать Степе спокойной ночи. Не знаю, сколько времени я проспала, как убитая, но через какое-то время покров сна стал истончаться, словно его подтачивала какая-то внешняя сила. Наконец, он стал легким, как клочок прозрачной ткани, и эта неведомая сила сдула его с моих ресниц.
Я открыла глаза и повела ими вокруг, оглядывая темную комнату – белеющее в ногах одеяло, пятно ковра на стене, очертания Степиной неподвижной фигуры в кресле рядом…
И светящую в окно огромную луну.
Из-за чего это я вдруг проснулась среди ночи?..
У меня возникло необъяснимое ощущение, будто кто-то меня позвал.
Но не голосом, а как-то иначе.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и я вновь ощупала взглядом просторную спальню. И вдруг из глубины груди вырвался тихий возглас.
Я увидела прямо перед собой сидящую на спинке кровати, уцепившись лапками за французскую шишечку, большую бабочку с темными крыльями.
От моего непроизвольного крика Степа вздрогнул, пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок.
Бабочка посмотрела на меня – казалось, она пронзила насквозь мои черные зрачки – потом медленно поднялась, взмахнула крыльями, как опахалами, и подлетела к раскрытой форточке.
Я села на постели и остолбенело уставилась на нее.
Оказавшись снаружи, существо не улетело, а продолжало виться вокруг бледных оконных рам, будто плясало в прозрачном лунном сиянии.
И этот удивительный танец неудержимо притягивал и влек меня к себе.
Словно невидимым магнитом прикованная к этому зрелищу, я вылезла из-под одеяла и, ступая неслышно, как тень, подошла к высокому окну.
Странная бабочка как будто одобрила мое приближение, взмахнула крылом, точно маня за собой, и начала медленно опускаться вниз.
Не ведая,
