-Встаю, - хрипит в ответ он, сквозь непрерывный кашель, стараясь из последних сил подняться, но без успехов.
-Поднять, - крикнул грозно таким же как он, тут же подбежали двое и, подхватив за подмышки, поставили на слабенькие ножки.
Старик зашатался, но юноша сделал шаг к нему, дабы тот мог опереться на него.
-Спасибо, - прохрипел благодарность. - Как звать тебя?
-Павел, - протянул костлявую руку молодой человек.
-Николай, - пожал тот протянутую ему руку.
Толпу вывели под конвоем из нескольких чекистов. Истощенные и голодные то ли люди, то ли привидения в лоскутах тканей бредут в лютую сибирскую стужу, скрипя снегом и костями погибших товарищей. Кто-то падает, но покинуть ему этот мир не дают, черти-чекисты поднимают их и те идут дальше. Дойдя до маленького темного барака, толпа перестроилась в струю и стала по одному исчезать в небольшой двери, но тут же появляясь с куском, так называемого, хлеба, который готовился из лохмотьев, сажи, и другого кала. Есть его нормальному человеку было бы невозможно, но только не обезумевшему от голода заключенному. Когда все получили свой ломоть, то толпу повели обратно в барак.
Вновь все улеглись на кровати, кто-то быстро уснул, согреваясь теплотой своих желудков, а кто-то наконец-то смог спокойно умереть. Мертвая тишина застыла в ночи, однако лишь Павел не спит, прижав к сердцу кусок поганого хлеба. Лежит, прислушивается, выжидает момент. Вдруг резко встает, как мышь тихо, пробирается к выходу, чуть дверь приоткрыв, оглядывается вокруг: никого. Стараясь не шуметь скрипом своих костей, прошел за барак, никем не замеченный, где уже сидела маленькая черная фигура. Подойдя к ней ближе Павел пригляделся и узнал ту самую маленькую девочку: ее лицо было изъедено какими-то паразитами, кроткие блестящие глазки с надеждой глядит, слабенькое тельце почти не закрывает шубка. Поэт познакомился с ней пару дней назад в такую же холодную ночь, услышав писк, который было принял за крысиный, но что-то в нем выдавало сомнение, и он, набравшись смелости, отправился оглядеться, найдя за бараком эту маленькую девочку.
Павел протянул ей кусок хлеба, она быстро взяла его, спрятала под свою шубку и ринулась бежать, а поэт вернулся в барак, оставшись никем не замеченный, лег в свою ледяную кровать, согреваясь воспоминаниями о слабой девичьей улыбке, которую он успел разглядеть во тьме. Хотел уснуть, но завывавший внутри ветер не давал сну прийти в обитель ада, однако поэт вскоре смог заснуть в последний раз, забыв о своей записке и отдав душу Богу.
Снег так мерзко скрепит под чекистскими сапогами, а может это лишь кости погибших в лагерях. Маленький и худощавый он бредет вдоль высокого забора, закутавшись в свою шубу. Лицо искажено в угрюмую гримасу. Руки тянутся под шубейку, доставая серебряную папиросницу. До революции такую можно было за дорого продать, а теперь можно было угодить за проволоку, где тысячами, как проклятые, день ото дня оставляют жизни забытые Богом люди. Обнаружив, что сигарет больше нет, плюнул от злости, подумал: " Зачем уже пытаться спастись от холода,
Когда твой костер уже сгорел" и побрел вдоль забора, поглубже укутавшись в свою шубейку.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/
