В этом году Сергею Антоновичу исполнилось 42 года. Хоть мама как и прежде звала его Сереженькой, а бывшие сослуживцы Серым, обращение "Антонович" все чаще появлялось в его жизни. Сергей Антонович жил сам, в квартире покойного деда в старой "хрущевке". Вялая дворняга Снежана с бельмом на левом глазу заменяла ему верного друга, а справочник "Кудесник рыбалки" удовлетворял периодическое рвение к "почитать". Мама Сережу не беспокоила звонками и визитами, полная надежды, что еще найдется та сумасшедшая, которая изъявит желание посетить его обитель. А может быть... Здесь ее мысли всегда прерывались, понимая, что направление тупиковое. И не потому, что Сергей Антонович не имел успеха у женщин. Хотя, нет, именно по-этому. "Вот этот смешной мальчик, с вечно расстегнутой на животе пуговкой, ну тот, что еще сидит всегда у окна в аудитории" превратился в источник холестерина и негативного настроения. И если еще у рубашки, с вечно закатанными рукавами и желтым воротником, были какие-то шансы , то одеколон "Старик и море", найденный в квартире у деда, и отсутствие личного стоматолога беспощадно рубили реальностью.
Посиделки у окна- то немногое, что осталось от прежнего Сереженьки. Однажды, вернувшись с работы, он заварил большую керамическую чашку цейлонского чая (он ласково называл ее бадьей). Что-то было увлекательного в том, чтоб заварку класть прямо в чашку, отдувать всплывшие чаинки на другую сторону, а попавшие в рот-выплевывать обратно. Старое кресло "Жозефина" братиславского мебельного завода было вплотную подвинуто к окну. Особое удовольствие от этого Антонович получал зимой, когда распухшим от калорий бедром он жался к горячей батарее. Но так уж получилось, что история, изменившая его, припадала на июнь. Окно было распахнуто, кресло скрипнуло под хозяином, чаинки плавали.
Антоновича всегда возмущал архитектурный идиотизм советской мысли. Размещенные по какому-то секретному замыслу пятиэтажки-близнецы давали представление о минутах и часах жизни жильцов соседних домов. Изольда Францевна из 16 дома повесила новые шторы. То, что у этой женщины не было вкуса, было понятно еще весной, когда она переехала. Додуматься!!! Породистую суку ротвейлера одеть в салатовое трико!!! ЕЕ невестка Софочка, которая имела несчастье жить в одной квартире с мамой ее супруга, лично перевесила занавески с бледными маками на крэмовые гардины с позолотой. На этаж ниже от Изольды Францевны жил Карим Мамедов. Он был хозяином службы такси, в которой долгое время проработал Сергей Антонович. Антонович прекрасно помнил, как в дождливое воскресенье к нему в такси прыгнула девица в неприлично промокшем платье. Она трещала, ни на секунду не замолкая о коте, маме, своих бывших и о том, как часто они делают ремонт. Он никогда не понимал, зачем женщины смотрят в окна к бывшим мужчинам. По его суровому мнению, более благородно было бы допустить кратковременный адюльтер, нежели продолжать жить жизнью человека, который твоим уже не является. Абсурдно!!! Эта пена у рта продолжалась до той поры, пока Сергей Антонович не словил себя на месте преступления. Дважды за день он кидал свой взгляд на окна бывших однокурсниц, с которыми у него было по пол-свидания. Это несоответствие его жизненной позиции и своего же поведения приступообразно мучило совесть. В результате долгого противостояния был заключен мир, в котором совесть помалкивает, а Антонович перестает вслух осуждать ветреных девиц.
На этаж выше Изольды Францевны долгое время пустовала квартира. И только тем июньским днем снятые со стекла старые газеты красноречиво предупредили жителей противоположных окон о смене статуса квартиры-холостяка. Кто-то успел привести стекла в порядок и повесил одинокую лампочку на потолок. Чаинки давно осели в чашке, солнце незаметно скатилось за горизонт.
Следующим утром Антонович, обзавидовавшись чистотой соседних окон, решил привести в порядок свою берлогу. Он достал дедов китель, надел его, покрасовался перед зеркалом, прошелся два раза по рукавам щеткой и повесил обратно в шкаф. Провел рукой по верху картины раннего В.Копытина (однокурсник Сергея, пьяница и лодырь) и вытер незаметно пальцы от пыли о свои спортивные штаны. Привычка прятать пакости осталась у Антоновича со времен совместного проживания с мамой. Посмотрел уныло на грязную посуду, поднял взор на сушку, пересчитал чистые тарелки, шепнул одними губами: "Рано". Потрепал Снежану за ухом и повел ее во двор. Достал, положил, провел, посмотрел, потрепал, повел. Антоновичу показалось, что он жил с этими глаголами вечно. Выходя из квартиры, он бросил взгляд в окно и ему показалось, что за чистыми стеклами мелькнул женский силуэт.
Два следующих дня Сергей Антонович старался не покидать свой штаб под названием "Жозефина". Чай, хлеб, годовалая палка салями, электрочайник, 2 газеты со сканвордами, рыбацкий ящичек, трофейный бинокль-все необходимое было под рукой. Противник не появлялся. И лишь к вечеру второго дня в окне вспыхнула лампочка, и конский хвост, торчащий из женского затылка, указал на приход таинственной хозяйки. "Попалась",-констатировал Антонович и поднял бинокль.
Ах, как же она была хороша... Юное создание не старше 35 лет. Тонкие запястья, откинутые назад плечи, ямочки над ключицами, высокий светлый лоб и никакой косметики на правильном овале лица. Женщина потянулась , распустила волосы, отошла от окна и погасила свет. "Видал?!",-по-хозяйски сказал Антонович и с укором посмотрел на В.Копытина. Снежана подняла голову и задышала чаще.
Утро началось сумбурно с поиска станка для бритья. Густо намазав щеки мылом, Сергей Антонович начал избавляться от щетины. В эндшпиле сего действия, он небрежно полоснул себя под носом лезвием и закровил. Он не спеша вытер кровь с пореза, облизнул палец, скривил губы в сексуальной улыбке и тихо замычал арию Мефистофеля. Жизнь что-то сдала в прикуп.
Надев китель и подойдя к зеркалу, Антонович безуспешно попытался стянуть его на пузе. Крякнул, взял в руку 1,5 килограммовую гантелю и начал делать зарядку. Через 4 минуты с одышкой вернулся к зеркалу и потрогал увеличившуюся мышцу. "Пора покрасить окна",-мелькнуло и умерло в его голове. Снежана бегала вокруг него юлой, как буд-то чувствовала метаморфозу хозяина. Возможно, дадут конфет...
Подойдя к плите, Антонович аккуратно снял крышку с кастрюли и заглянул внутрь. Синие макароны еще не ползали, но выглядели плохо. Мытье посуды никогда не было его коньком, но засучив рукава, он начал Великую Чистку. Три мусорных пакета, которые уже успели подружиться с остатками маминого холодца, были снесены во двор к мусорным бакам. Залил в электрочайник уксус и прокипятил. Это был уже не тот, вчерашний Сергей Антонович, который варил сарделю в электрочайнике по подсказке механика из СТО (удобно и быстро). Вымыл бадью, кинул чай, залил кипятком из чистого чайника, взял бинокль, сел в "Жозефину".
Она двигалась плавно и не торопясь. На ней была белая майка и короткие
