Вадим с ноги тихонько подтолкнул дверь и, готовясь заехать кому-то по физиономии, поднял биту вверх. Дверь открылась. Там было темно и ничего не видно. Следователь все еще замахиваясь начал пробираться к включателю света. И тут кухню озарил яркий свет от лампы. Но ничего не было. Здесь было пусто. Вадим уже подумал, что это все ему могло послышаться. И он, опустив биту вниз, подошел к окну и, оглядев все, понял, что волновался он напрасно. Игнатьев сделал глубокий вдох и резкий выдох. Кажется, пронесло. Но нет.
И опять какой-то звук, только уже в гостиной. Создавалось ощущение, что кто-то с другой стороны толкает дверь. «Давненько у меня не было таких галлюцинаций, все это чем-то напоминает мой любимый фильм ужасов», - прошептал Вадим. Он медленной походкой пошел назад в гостиную, но, не успев выйти, как послышался резкий грохот в той темной гостиной, где пару минут назад Вадим спокойно сидел и пил виски. Что-то произошло в комнате. Следователь это услышал. Да, такое было трудно не услышать. Входная дверь открылась. Распахнулась с грохотом, будто бы ее кто-то выбил. Вадим сначала почувствовал, что его ноги не слушаются и не хотят идти вперед. Но он пересилил себя и рванул туда, где сразу же остановился, когда увидел дуло пистолета, которое было направлено на него. Марк...
Как говорят, что перед смертью проносится жизнь перед глазами. Но нет. У Вадима в голове возникли какие-то маленькие сюжеты, где был Марк, где был Джед, его друг и напарник Максим, а потом и Маргарита, которой теперь придется отсидеть весь срок за то, что она не совершала, Марина Евсеева, и Илья Евсеев, с которого все началось.
Следователь чувствовал, что он ничего теперь не сможет сделать, он ничего не сможет изменить. Он прожил настолько никчемную и бесполезную жизнь, что его никто никогда и не вспомнит. Всю свою жизнь Вадим потратил на работу, которую не любил, следуя примеру Марка. Благодаря этому его тогдашняя личная жизнь сошла на нет. Работа, работа и еще раз работа. Она его и убила. Следователь Игнатьев стоял и все еще смотрел в дуло пистолета и ничего не мог поделать. Раздался щелчок спускового механизма. Раздался выстрел. И еще один. Вадим лишь почувствовал два толчка: один в живот, а второй прямо в голову, где-то около его правой скулы. Никакой боли, ничего. Прошла, казалось, целая вечность. Было ощущение, что он стоит и чего-то ждет уже несколько минут.
Все его конечности будто бы пронзила дикая судорога с неимоверной болью, где-то на долю секунды и спустя некоторое время прошла. И он упал на пол. Странно, но Вадим теперь ничего не чувствовал, кроме леденящего холода.
Он умирал. Он не мог уже дышать. Его легкие, казалось, были залиты кровью, и он не мог вдохнуть ни капли воздуха. Вадим Игнатьев уходил в себя.
Это не описать словами. С каждой секундой белая краска потолка темнела все больше и больше. Такое ощущение будто бы он погружался под воду. Везде темно, и он пытается сделать вдох, но не может. Он пытается выплыть, произвести хоть какое-то движение, но его тело тянет вниз тяжелый камень. Все сильнее и сильнее сгущаются краски.
Его снова всего вдруг передернуло, снова сильная судорога. Но уже без той ужасной боли, которая постигла его в тот раз. И на мгновение, создалось впечатление, что его кто-то достал из этой темной воды. И Вадим сделал резкий глубокий вдох, при этом издав звук, который был подобен интонации тонувшего человека, который не мог вздохнуть под водой и тут, он всплывает на поверхность со звуком, разрывающим глотку, вдыхает в себя то, что так не хватало на глубине. И открывает свои глаза. Его тело вздрогнуло еще раз...
«Моя шея, как же болит моя шея… Что это со мной? Спокойно, это был всего лишь сон», - разминая шею и наклоняя ее то вправо, то влево, произнес Вадим, и медленно поднимая опрокинутую голову со спинки кресла. Следователь Игнатьев сделал глубокий выдох, будто бы пробежал только что несколько кварталов: «Сколько же я лежал в таком положении?»
Тикали часы. Вадиму было лень подняться с кресла, но все-таки он себя пересилил, это было сложно, но он встал. Все эти события его хорошенько потрепали. Следователь понял на своей шкуре смысл той фразы: «Хочешь жить, умей вертеться». Не было теперь ни страха, ни той глупой наивности. Что-то в нем сломалось, и он уже не мог думать о тех вещах, о коих думал ранее. На часах четыре утра. Он снова глубоко вздохнул, взял то самое письмо, чтобы положить его в шкаф с бельем в спальне, а то мало ли кто сюда заявится. Это все-таки очень важная улика. Вадим сделал это и пошел досыпать на нормальную кровать. По пути он прихватил пистолет, зарядил его и положил рядом с пастелью в тумбочку. На ней все еще стояла записка про его машину, но теперь было немного не до этого.
День третий
I. Утро
Теперь все встало на свои места. Вадим проснулся ровно за час до суда, на который он и не собирался идти. Его разбудил звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Да, и это еще один риторический вопрос, на который ответ, естественно, не требовался. Все и так стало слишком очевидно, даже для Вадима Игнатьева.
Ну да, вид конечно у следователя был не очень растрепанный, но достаточно убедительный, чтобы Марку понять, в чем дело. Игнатьев достал пистолет из тумбочки, натянул брюки и засунул оружие сзади за ремень. Накинув сверху на себя рубашку, чтобы пистолет не было видно. Вадим неспешно, предварительно взявшись за голову и растрепав волосы на ней, подошел к двери и попытался открыть ее. Но, она не хотела поддаваться, поэтому следователь дернул ее с такой силой, что чуть сам не улетел за этой дверью.
- Аккуратней! – выкрикнул Марк, хватая Вадима за руку, но тот удержался на ногах.
- Что ты здесь делаешь так рано? – спросил следователь, потирая свой глаз тыльной стороной руки.
- Я смотрю, зря время вчера вечером ты не терял… - напирая сказал Марк Игнатьев.
У Вадима начало краснеть лицо, так как он подумал, что нужно
