– Еще далеко, – беспечно пожала плечами Шерон. – Я успею вернуться.
Быстро собравшись, девушка завернула меч в плотную ткань, чтобы никто не глазел на странную вооруженную чужестранку в карифской одежде.
Улица пахла жаренными в меду орехами и бараниной, обвалянной в специях, а еще переспелыми дынями, которыми торговали на углу. Недалеко от башни, опустив босые ноги в песок, возле деловито рывшихся рыжих голошеих кур, указывающую терпеливо ожидала маленькая служанка.
Агсан – низенькой и смуглой девчонке – недавно исполнилось одиннадцать, и она была пятой внучкой хозяйки дома, который снимала Шерон. Черноволосая, с четырьмя короткими неряшливыми косичками, вечно без обуви, с браслетами из стеклянных бусин, украшавшими тонкие запястья, она сама напросилась к Шерон в услужение и готова была работать за несколько медных ултов в неделю.
Указывающей не нужна была помощница, но девчонка оказалась настойчивой, донимала ее просьбами целую неделю, и Лавиани, усмехнувшись, как-то посоветовала:
– Все равно от тебя не отстанет и крутится рядом. А так хоть какая-то помощь по дому. Не я же должна здесь полы от песка подметать. Да и нашей «герцогине» постоянно нужен уход. Она нас с тобой не слишком-то жалует, неделями не разговаривает. Так пусть девица за ней смотрит. Кругом одни плюсы, посуди сама. Буду тыкать ей пальцем в грязную посуду и учить жизни. Всегда мечтала начать использовать рабский труд детей.
Впрочем, сойка быстро пожалела о своем предложении. Агсан не желала ей подчиняться, лишь мрачно смотрела исподлобья, если Лавиани ругала ее за нерасторопность. Девочка признавала лишь приказы Шерон.
От нее, и вправду, была польза. И в хозяйстве, и в качестве сиделки, и как проводника по городу. Она водила Шерон по кварталам, показывая новые для чужестранки улицы, уча ориентироваться в лабиринте Верблюжьего рынка, Озера Специй, Загонов Туаре и других районов бедноты, протянувшихся вдоль Старого Королевского тракта.
Ей можно было доверить деньги, отправить за покупками на рынок, или попросить договориться с продавцами льда, или оставить на сутки с Бланкой, зная, что у той будет и вода, и еда, и, быть может, при должной удаче не самое дурное настроение.
Увидев указывающую, Агсан вскочила, решительно забрала завернутый в тряпку меч, сунула в высокую корзину, сплетенную из рафии. Носить клинок госпожи девочка считала чем-то вроде привилегии, а свою корзинку – самым надежным местом для хранения особо ценных вещей.
Далеко-далеко слабо и сухо прогремел гром.
– Не знала, что в пустыне бывают грозы, – сказала Шерон. – Дождь в Карифе, наверное, почитают за благо.
Агсан серьезно кивнула.
– Не боишься намокнуть?
– Нет, госпожа. Но сейчас не должно быть дождя. Слишком жаркое время.
– И все же он идет. А мы отправляемся домой. Если поторопимся, то вернемся до начала ночи.
Эльват ничуть не походил на Нимад и, прожив в столице Карифа достаточное время, указывающая до сих пор поражалась тому, насколько разная жизнь и судьба у этих городов.
Нимад вымирал с наступлением сумерек, и ночи в нем были тягостны и тревожны. Люди ждали и страшились появления синего огня, извещавшего их о том, что кто-то умер и в городе появился опасный заблудившийся. Ночь была злом. Тьмой. Распахнутыми воротами на ту сторону.
Здесь же, на юге истерзанного Катаклизмом континента, ночь считалась благом и чуть ли не даром Шестерых. Изнуренный дневной жарой город оживал, и его жители, не боявшиеся луны и звезд, заполняли улицы.
Гроза приближалась, гром ворчал все ближе, но находившиеся на центральных улицах не спешили расходиться по домам, беседуя, торгуясь, выпивая, обсуждая последние новости о большой войне, что началась между Горным герцогством и его соседями.
Шерон и Агсан все дальше и дальше заходили в Верблюжьи кварталы. Это был не самый людный район, с высокими стенами, по которым вились виноградные побеги; многочисленными лестницами; глухими, точно колодцы, внутренними дворами; бесконечным сушащимся бельем над головой; сильным запахом курятников и хлевов; домами с плоскими крышами; глиняными желобами по обочинам земляной дороги, по которым текла сточная вода.
Агсан торопливо шла вперед, не оборачиваясь и не проверяя, поспевает ли за ней Шерон, топала босыми ногами, похожая на проворную букашку, целенаправленно преодолевая лабиринт сумеречных, плохо освещенных улиц, а огромная корзинка на ее спине маячила перед глазами указывающей, точно чудовищный горб.
Теперь им предстояло пройти старый участок Поля Мертвых, который клином врезался в жилой район, разделяя его на северную и южную части.
За забором, отделявшим мир живых от мира мертвых, не ухаживали уже долгие годы. Выглядел он плачевно, уцелели лишь отдельные фрагменты, сложенные из неровного камня, кое-где обмазанного глиной. Многие участки конструкции оказались сломаны эльватцами, забиравшими «бесхозные» камни для своих нужд и постройки домов.
Отношение к кладбищу, как уже успела убедиться Шерон, оставляло желать лучшего. В Летосе подобное пренебрежение считалось недопустимым. Никому бы и в голову не пришло разобрать кладбищенскую ограду для постройки овина или мельницы. Йозеф, узнай о таком кощунстве, спустил бы шкуру с любого жителя Нимада. В Эльвате же властям было наплевать, так как покойники уж точно жаловаться не станут.
Оказавшись на территории некрополя, Шерон внутренне поежилась, ощущая тревогу и чувствуя, как в левом виске начала то и дело появляться раскаленная искра.
Они шли, петляя среди рассыпавшихся от времени приземистых склепов, похожих на кубы, сложенные из плохо обожженного, крошащегося от времени кирпича. Он трескался, откалывался, стирался, превращался в красноватый песок, лежавший в аллеях между захоронениями и на пустырях среди исчезнувших могил. На их месте росла лишь сорная трава, привлекавшая сюда скот из города.
Поднялся ветер. Он горячо обжег кожу дыханием, и громыхнуло уже совсем близко. Агсан остановилась как вкопанная, повернулась на запад, откуда шла гроза, даже не заметив, что одно из колючих перекати-поле, потревоженных внезапно проснувшейся стихией, зацепило ей ногу, поцарапав лодыжку. Огромная, чудовищная туча, подсвеченная лучами заходящего солнца, горела ярко-оранжевым светом и в ее клубах то и дело сверкали молнии.
– Это не дождь. Ирифи! Ирифи идет, госпожа!
– Ирифи? С запада? Сезон же закончился!
– И все же это он, госпожа! Убийца караванов!
Жестокий восточный ветер нередко приносил на своих крыльях песчаные бури. Однажды ненастье накрыло город на неделю, и Шерон не могла покинуть дом, слушая, как надсадно воет ветер, как скребутся песчинки по стенам и крыше… На это время солнце исчезло, и в красноватом мраке не родившегося дня карифцы рассказывали страшные истории о караванах, которые застала непогода, о движущихся барханах, похоронивших под собой десятитысячную армию, о тварях ночи, что приходят с песком.
Возвращаться назад, в город, чтобы попросить убежища в первом же доме, не имело смысла. Слишком большое расстояние они прошли от жилых районов, да и ветер тогда будет бить им в лицо. До их жилища было гораздо ближе. Так что указывающая приняла верное, на
