– Маша! – вздрагиваю от знакомого голоса. – Что ты с собой сделала? Я с трудом тебя узнала, – тетя Таня кладет руки на мои плечи. А я смотрю на ее безукоризненный макияж и прическу. Мне становится неловко даже стоять рядом с ней в старых джинсах и помятой футболке.
– Здравствуйте… тетя Таня, – не смело приветствую ее.
– Таня, без всяких тёть, – уточняет она.
– Хорошо.
–Идем, – бросает взгляд на мою дорожную сумку, – тяжелая?
– Нет.
– Тогда давай свою сумочку.
Протягиваю ей черную сумку, которая уже как года два вышла из моды. Оценивающий взгляд тети не остается для меня незамеченным.
– Как хорошо, что я уехала из этой глухомани, – бормочет Таня, направляясь к машине.
Мы подходим к Audi. Из нее выходит молодой человек лет тридцати, а может и меньше. Он слишком серьезен. Ему бы телохранителем работать. Водитель помогает закинуть мою сумку в багажник, и мы отъезжаем. Неужели у моей тети есть личный автомобиль, да еще с и водителем? Сквозь опущенное стекло майский ветерок пробирается в салон, раздувая мои волосы.
– Как мама? – спрашивает Таня.
– Хорошо.
–Надо было и ей с тобой приехать. Пять лет не виделись.
Я говорю ей, что мама не могла оставить дом и хозяйство. Это правда. Но истинная причина в том, что мы кое-как наскребли деньги мне на билет и мелкие расходы. Я все еще сомневаюсь, что идея уехать из дома была хорошей. Такое ощущение, что я выползла из кокона, после долгой спячки. Только вот бабочкой мне уже не стать никогда.
Я уже скучаю по маме. Практически весь путь до города меня одолевала тоска. Такая, что внутри все сжималось при одной мысли о маме. Как она там с ним? Не будет ли он срывать свое зло на ней? И сейчас, чтобы хоть как-то отвлечься, я спрашиваю у тети, как долго ехать до ее дома.
– Пятнадцать минут, – отвечает она.
Мы останавливаемся возле многоэтажного дома.
– Сережа, завтра как обычно в семь, – говорит Таня своему водителю.
– Понял, завтра в семь, Татьяна Александровна, – улыбается.
Интересно, на каком этаже живет тетя? Берем мой скромный багаж и заходим в чистый подъезд. Как оказалось, теперь я буду жить на пятом этаже. Таня открывает массивную стальную дверь черного цвета и пропускает меня вперед. Тут же из комнаты выходит женщина лет пятидесяти.
– Спит? – тихо спрашивает ее Таня.
– Полчаса как заснула.
Я понимаю, что они говорят о моей двоюродной сестренке Лине. Посмотрим, как у меня будут складываться отношения с ее дочерью. Я стараюсь об этом не думать. Так проще.
– Спасибо, что посидели с дочкой, Тамара Николаевна.
– Не стоит благодарности. Вы же знаете, как я привыкла к Линочке за эти три года.
– Ну, вы же будете к нам приходить два раза в неделю. Поэтому не будем прощаться.
– Да, конечно, всего хорошего. Я приду в среду.
– До свидания, – говорю я.
Женщина бросает на меня оценивающий взгляд и выходит из квартиры.
– Голодна? – шепотом спрашивает Таня.
– Нет.
– Тогда идем, я покажу твою комнату, а потом ты быстро в душ и спать. Потому что завтра подъем в шесть.
Послушно киваю.
Комната, в которую я захожу, кардинально отличается от той, что была у меня в нашем доме. Это словно противопоставление двух эпох: советский период с его однотипной и долговечной мебелью и современностью, в данном случае в стиле модерн. Сочетание желтого и фиолетового цветов в разных оттенках, начиная от стен и заканчивая подушками, придают комнате свежесть.
– Я вижу, тебе нравится? – говорит Таня.
– Очень.
Мне действительно нравится все в этой комнате: декоративные подушки; двуспальная кровать; длинная тумба напротив кровати и небольшая у окна; торшер; маленькое белое кресло и шкаф с зеркальными дверями. Взгляд падает на стену над кроватью.
«Lifeisgood», – читаюя.
В любой другой момент я бы поспорила, но только не сейчас, когда нахожусь в этой красивой комнате, наполненной запахом морского бриза. В эту секунду мне действительно хочется верить, что жизнь хороша, пусть даже и на мгновение.
– Ты звонила Свете? – спрашивает тетя.
– Нет.
– Почему?
Отвожу взгляд от потолка, на котором висят три люстры геометрической формы.
– У меня нет телефона.
– Держи, завтра поищу свой старый. Ты всегда должна быть на связи, чтобы я была спокойна за Лину. Беру в руки айфон и набираю номер мамы. Мой телефон забрал отец, как только я вернулась домой. Год я ни с кем не общалась по сотовой связи. Даже как-то непривычно слышать длинные гудки.
– Алло, – от тихого голоса мамы щемит в груди.
– Мама, это я.
– Маша, слава Богу, ты доехала. Все хорошо?
– Да, не переживай. У тебя все в порядке?
– Обо мне не думай. Береги себя и знай, что все мы имеем право на счастье.
– Мам…
– Я люблю тебя, доченька.
– И я тебя, мама, – и снова эта тоска, подкрадывающиеся близко к сердцу.
– Тане привет. Отдыхай после дороги. Я позвоню на днях.
– Пока, мам, целую, – короткие гудки разрывают мне душу.
Таня показывает мне ванную комнату и уходит спать. Встаю под душ и прикладываю руку к небольшому шраму внизу живота. Слезы стекают по щекам и тут же смываются струями горячей водой. Мне стыдно, больно, обидно. И, самое главное, я плачу оттого, что во мне зародилось маленькое зернышко надежды на счастья. Но имею ли я право на это, после всего что натворила?
Глава 3
Липкая паутина стягивает мое тело. Я пытаюсь вырваться . Но она еще сильнее сжимает меня своими цепкими путами. Мне тяжело дышать. Хватаю ртом воздух. Пытаюсь закричать, позвать на помощь, но вместо слов из меня вырываются мучительные стоны. Собравшись с силами, предпринимаю последнюю попытку освободиться. Дергаю вязкую сеть, паутина разрывается – и я падаю в бездну с истошным криком.
От яркого света зажмуриваю глаза.
–Что случилось? Ты так кричала! – тетя подходит к моей кровати.
– Кошмар приснился, – один и тот же сон на протяжении долгого времени.
– И часто тебя мучают кошмары? -Таня хмурит брови.
Не проснувшись до конца, я молча выбираюсь из кровати. Ни с кем, кроме мамы и психолога, я свои сны не обсуждала. Знаю, что Тане известна моя история, но что конкретно она об этом думает – я не знаю. Достою сухую футболку из шкафа.
– Я задала тебе вопрос, – ее голос звучит требовательно.
– Год, – тихо отвечаю, переодеваясь. Мокрую от пота пижаму кидаю на пол.
Таня садится на кровать, скрестив руки. Я продолжаю стоять напротив нее с виноватым видом.
– Ты могла напугать Лину, – говорит с укором.
Что ей ответить? Я не контролирую свои сны. Я не могу приказать себе видеть хорошие сны, вместо кошмаров. Мне и самой хотелось бы видеть светлые и добрые сны, что и в детстве, где нет тех ужасов сковывающих меня своими удушающими щупальцами.
– Что ты сотворила со своей жизнью! – качает головой. Поднимаю голову и смотрю ей прямо в глаза, в них читается не скрываемое
