Его мозг вновь словно пронзил раскалённый кинжал. Он вздрогнул, сгорбился и выставил перед собой руки, будто прикрываясь щитом.
Нет, ты слишком рано празднуешь триумф, Пизарро! Есть ещё люди, готовые «сражаться за правду».
Он чуть привстал и еле слышно повторил несколько раз:
Так пусть же брат отыщет братьевИ с радостью поможет им.Часть 3
«...ВЕЧНО ЛЮБИМАЯ ЖЕНЩИНА...»
В Вене по-прежнему жила Жозефина — женщина, которую он когда-то назвал «вечно любимой».
Была ли она по-прежнему такой? Пока он ещё не мог твёрдо ответить на этот вопрос. Она жила вместе с Терезой в большом доме неподалёку от Красной башни. Кроме того, сёстры стали попечительницами расположенного под ними кабинета восковых фигур.
Графиня Тереза фон Брунсвик и графиня Жозефина фон Дейм попеременно сидели за кассой заведения, уже утратившего прелесть новизны. Кабинет восковых фигур был составной частью галереи Мюллера, владелец которой за ночь вдруг превратился в камергера его величества императора Австрии графа Дейма. Это уже само по себе представлялось многим каким-то жутким фарсом.
Его сиятельство граф Дейм! Он предложил обременённой долгами графине Брунсвик целых сорок тысяч дукатов за Жозефину, в то время как он, Бетховен, ничего не мог дать, кроме нотных листов.
Но Дейм, этот авантюрист и обманщик, уже скончался. Разумеется, титул его был подлинным, как, впрочем, и звание камергера, но с дукатами дело обстояло гораздо хуже. Жозефина напрасно пожертвовала своей любовью. Покойный супруг помимо четырёх детей оставил ей в наследство изрядное количество долгов.
Сейчас они молча смотрели друг на друга. Нет, нет, ничто не умерло и не покрылось могильной твердью. Вид его вызывал сострадание, он уже хотел было сделать шаг вперёд и заключить любимую женщину в объятия. Однако он подавил в себе это желание, коротко поклонился и вежливо спросил:
— Желаете брать уроки игры на фортепьяно, госпожа графиня?
Она не только не ответила ему в таком же тоне, нет, она мгновенно превратилась в прежнюю Жозефину, весьма обеспокоенную его состоянием:
— Как ты себя чувствуешь, Людвиг?
Она тут же поняла бестактность своего вопроса и поспешила сменить тему:
— Расскажи, пожалуйста, над чем ты сейчас работаешь?
— Я пишу оперу.
— А на какой сюжет?
— Вообще-то у нас не принято рассказывать содержание оперы или пьесы.
— Разумеется, и всё же... попытайся, Людвиг. Ну, пожалуйста.
— Опера называется «Фиделио», ибо её главная героиня — верная жена.
— Вот как? — Она нервно мяла в руках кружевной платок. — Верная жена? Продолжай, Людвиг.
— Её мужа Флорестана жестокий губернатор Пизарро бросил в тюрьму, и Элеонора, переодевшись в мужское платье и назвавшись Фиделио, устраивается садовником в тюремный сад. Действие происходит в Испании и в прежние времена, хотя произвол творится повсюду и в наши дни.
— Ну дальше, дальше...
— Естественно, она спасает любимого мужа, бросившись с пистолетом в руке между ним и губернатором. Министр освобождает Флорестана из тюрьмы, чтобы он вместе с вечно любимой Элеонорой вновь смог вернуться к прежней жизни.
Тут он понял, что его слова могут быть восприняты как намёк, и поспешил добавить, скривив в гримасе лицо:
— Естественно, Леноре, это всё несколько театрально — любовь, верность — и довольно неправдоподобно. На сцене образы, порождённые поэтической фантазией.
Тем самым он лишь ухудшил ситуацию и оказался слишком неуклюжим, чтобы выпутаться из сплетённых им самим сетей.
Достаточно ли красноречивым был обращённый к ней взгляд? Ведь он глазами просил помочь ему.
— Извини, Людвиг. — Она робко и чересчур поспешно улыбнулась. — Я даже не предложила тебе стул. Садись, пожалуйста.
— Может быть, лучше начнём занятия?
— Как тебе угодно. — Она медленно подошла к роялю. — Но тебе придётся со мной изрядно помучиться. За эти годы я многое забыла. Что я обычно играла? В основном детские песни. «Спи, милый принц, спи» Моцарта, к примеру.
Похоже, она предприняла попытку к сближению, но он решил пока не поддаваться.
— Это не Моцарт, но настолько прекрасно, что вполне могло быть написано им. Позволь, я послушаю тебя. Мне нужно получить представление о твоих возможностях.
Как только она начала играть, в дверь кто-то заскрёбся, видимо пытаясь дотянуться до ручки. Затем в комнату вбежал маленький мальчик.
— Нам ещё не пора спать, мамочка?
— Нет, Фрицель. Это господин ван Бетховен, о котором я, если помнишь, вам рассказывала. Протяни ему ручки и сделай книксен.
— Ну, месье. — Бетховен взял малыша на руки. — Мы тоже обладаем музыкальными способностями?
Мальчик доверчиво посмотрел на него, глазки засверкали, он зашевелил крохотными губами.
— Я бы хотел стать таким же... таким же, — он пока ещё с трудом выговаривал это слово, — ...таким же виртуозом, как ты.
— Дурачок! — засмеялась Жозефина. — Ничего у тебя не получится.
— Как ты сказала? Дурачок? — Бетховен задумчиво наморщил лоб. — Меня в своё время тоже так называли, говорили, что у меня нет музыкальных способностей, но ведь решаем в конечном итоге мы сами, не правда ли?
Мальчик обнял Бетховена за шею.
— А теперь иди, Фрицель, у твоей мамы сейчас урок.
Проводив сына Жозефины, Бетховен повернулся к ней и с улыбкой сказал:
— Ну что ж, давай отважимся и попробуем нечто более трудное, чем детские песни.
— Давай. Я просто постеснялась сказать правду. Вообще-то я довольно много упражнялась.
Он стоял рядом с ней, внимательно наблюдая за манерой игры. Она знала, что творится в его душе и почему он держится так подчёркнуто деловито, как бы отгораживаясь от неё незримой броней. А может быть, он так тщательно следит за её пальцами потому, что уже совсем не доверяет слуху?
— Людвиг, я всегда любила только тебя! Если бы ты знал, как я тосковала по тебе! Так, может быть, если ты тоже по-прежнему любишь меня, а это наверняка так, давай я выведу... выведу тебя из тьмы страданий и одиночества.
— Стоп! Тут нужно по-другому.
Он чуть наклонился и быстро пробежал пальцами правой руки по клавишам.
— Поняла? Давай сделаем проще.
«Действительно, почему бы нам не сделать проще», — подумала она и прижалась губами к его ладони.
— Жозефина!..
Она резко повернулась.
— Что тебе нужно, Каролина?
— Я хочу лишь поздороваться с господином ван Бетховеном. — Сестра медленно вошла в комнату. — И больше мне ничего не нужно, Жозефина. Мне и впрямь ничего больше не нужно...
Через какое-то время душа вновь опустела, и он всё чаще стал посматривать на правую ладонь, словно пытаясь
