Он доучился, пошёл работать на завод, переводчиком. Женился, но жена его бросила. Детей не было, к счастью. В выходные он ездил на дачу, под Колодищами. И что-то там всё писал. Писал и никому не показывал. Однажды его нашли мёртвым на этой даче, рядом с пустым пакетом дешёвого вина. Двоюродная сестра, когда они с мужем чистили чердак после его смерти, нашла там кучу всякой писанины. И всё от руки. Да на иностранных языках. А ещё там были перья. Бумага и перья, старые тетради и шизоидные, страшные, бессмысленные тексты, прочитать которые нормальному человеку не под силу. И всё о Европе, той, которую он придумал, чтобы не сойти с ума. О Европе, вычитанной им из старых книг. Но кому интересна чья-то графомания. И его сестра с мужем сожгли всё это однажды поздней осенью, за домом, все эти исписанные бумажки, вместе со старыми лохмотьями…»
«А потом?»
«Ну, потом началась война».
«И всё-таки… Какой-то же след остался. Можно было бы поговорить с его сестрой? Не верю, что она не заглядывала в его бумаги. Нам нужна его сестра, слышишь? Пока не поздно. Ведь можно найти её адрес».
«Она тоже умерла».
«А муж сестры?»
«Умер».
«Может быть, соседи…»
Скима сжал письмо в ладонях.
Собака лает. Караван идёт. Какой к чёрту караван? Что я такое бормочу?
«Надо найти детей сестры. Так бывает. Всё сожгли, а одна тетрадь чудом уцелела…»
«Умерли».
«Может, у него были друзья? Или… Или хотя бы собака? У него была собака?»
«Все умерли, Скима».
Терезиус Скима смотрел на сложенный вчетверо лист бумаги и не мог отвести от него взгляд. Впервые в жизни он чувствовал бессилие. Ему вдруг отчаянно захотелось погладить кота. А лучше двух. И, наверное, выпить. В одиночестве, в пустой берлинской квартире, в окружении знакомых, как спящие лица, вещей.
«Разве ты ещё не понял, Скима?» — Он подошёл к столу и положил руку ему на плечо.
За окном сгущалась синяя тьма, хоть в Минске было всего пять часов вечера. Внизу, под чёрными торжественными елями, скрипел снег — кто-то выгуливал там собаку, и насторожённую тишину разрывал яростный лай.
«Воттебезагестернин, — сказал Скима. — Тогда его ещё не изобрели. Самое лучшее обезболивающее».
«Только в 2054-м откроют, что воттебезагестернин в сочетании с алкоголем даёт побочный эффект, — негромко отозвался его гид. — Навязчивые слуховые галлюцинации. Человечество сожрёт миллиарды этих маленьких жёлтых таблеток, пока их наконец не запретят. В миллионах голов вдруг наступит тишина».
«Но мы этого не застали, да? — Скима щёлкнул электрическим чайником. — Собаки. Он их слышал. Не мог не слышать. Вот чёрт, как же здесь всё-таки холодно. Как в могиле».
«Скима!»
«Что?»
«Разве ты не видишь?»
Чайник молчал. Да и не чайник это был уже — а просто какой-то предмет, гладкий и голый, как камень. Комната понемногу начинала терять форму. Вот уже и дивана в ней не было, вместо него только полоска света — но и она рассыпается, оставляя на полу лишь четыре бессмысленные ножки. Он обхватил голову руками, и вот уже в комнате остался один лишь холодный туман, и было не разобрать, откуда звучит голос.
«Нам нужно возвращаться, Скима. Горничная уже выключила свет в коридоре и поехала домой. На рецепции Бюхман задремал перед компьютером и смотрит свои красные сны. Пчёлы и розы, Скима. Мулатка уже стоит на берегу океана. Тебе завтра рано вставать на работу. Коты внимательно следят за тем, как на мониторе прыгают чёрно-белые тени. В берлинском небе кто-то протёр луну специальным средством и теперь она горит, горит, как новая. Где-то капает вода. Телефон в твоём офисе зазвонит в одиннадцать пятнадцать. Мужской голос недовольно прохрюкает, что в их отеле сегодня ночью случилась неприятная история…»
Терезиус Скима подошёл к уплывающему, но ещё сохранявшему очертания зеркалу. На его подбородке начала пробиваться щетина. Коты уже объелись сухим кормом. Что же. Он прав.
Они вышли в коридор, полный шумных людей и героических картин, неизвестно почему развешенных на стенах. Наверное, в честь какой-то их давней победы.
«Не туда!» — крикнула со смехом какая-то женщина, заставив Терезиуса Скиму оглянуться, но нет, она не им кричала, а кому-то за их спинами. Она вообще их не видела. Ведь никакого Скимы здесь не было. Только картины и пальмы. Пальмы и двери. Двери и люди. Зима за окнами и гудящие лампы над человеческими головами — такими беспокойными, словно и правда: живыми.
Молча ожидая лифт, они с гидом чуть было не взялись за руки, но посмотрели друг на друга — и передумали.
2016–2018
Париж — Висбю — Минск — Киев — Бероун — Прага — Кощеличи — Берлин
Бальбута. Грамматика и словарь
ВАРИАНТ КАШТАНКИПод редакцией Натали фон Штайнфрессер
ДЕСЯТЬ НЕСЛОЖНЫХ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫХ ПРАВИЛ ЯЗЫКА БАЛЬБУТА.Правило первое
Все существительные в единственном числе имеют окончание — uta.
При склонении — utima.
На u в этих окончаниях всегда падает ударение. В других словах — всегда на предпоследний слог.
Примеры: o balbuta. Это язык. Говори на бальбуте! Balbu balbutima!
Правило второе
Во множественном числе существительные имеют окончание — utika.
При склонении они приобретают окончание — utikama.
На u в этих окончаниях всегда падает ударение.
Примеры: o sutika. Это люди. Balbuta sutikama. Язык людей.
Правило третье
Все глаголы имеют окончание — uzu и не спрягаются.
Императив образуется отсечением — uzu.
Примеры: suta kusuzu. Человек ест. Suta kusuzu trudutima. Человек ест камень. Kusu du! Ешь давай!
Правило четвертое
Все прилагательные имеют окончание — oje.
Причастия и наречия: — oju.
Прилагательные не склоняются.
Примеры: truduta trudoje. Камень твёрд. Trudoju kusuzu trudutima. Трудно есть камень.
Правило пятое
Прошедшее время глагола образуется при помощи частицы bim.
Будущее время глагола образуется при помощи частицы bu.
Сослагательное наклонение глагола образуется при помощи частицы bif.
Примеры: au bim kusuzu trudutima. Я ел камень. Tau bu kusuzu trudutima. Ты будешь есть камень. Nau bif kusuzu trudutima. Он съел бы камень.
Правило шестое
В бальбуте нет звуков «ж», «ш», «ч», «ц».
Все остальные произносятся так, как пишутся. «Л» всегда мягкий.
Других орфоэпических и фонетических правил нет. Balbu akkou tau aluzu. Говори, как хочешь.
Правило седьмое
Бальбута избегает категорических оценок и устойчивых выражений. В бальбуте нет отдельного слова для понятия «правильный» и понятия «самый», нет слов «мы», «вы» или «они». Если они всё же понадобятся, их смысл можно передать другими словами. Бальбута мотивирует нас быть свободными, независимыми, самодостаточными творческими личностями.
Kalau tau neimatuzu balbutima, fu nau. Если у тебя нет слова, создай его.
Onk balbaln bim fuzu sabau god — da bim takuzu nau laputko. Один бальбутанин мастерил себе бога — а
