– Папа, – попросила Надя, – не женись на Карине.
Она надеялась, отец скажет, что даже не задумывался о женитьбе, но тот слизнул кровь из ранки на пальце и спросил:
– Почему? Она тебе не нравится?
– Нет, – честно ответила Надя. – И я ей – тоже.
Максим со смехом провел грубыми костяшками пальцев по девичьей щеке.
– Милая моя Надя, да разве ты можешь кому-то не нравиться!
– Папа…
– Карина – хорошая женщина, – промолвил Максим и снова провел тыльной стороной ладони по щеке дочери. – Будет лучше, если… – Рука его упала, он отвернулся к огню, глядя куда-то вдаль. – Карина – хорошая женщина, – повторил плотник холодным, чужим голосом, словно доносившимся со дна колодца, и вцепился пальцами в ручки кресла. – А теперь оставь меня.
«Он уже в ее власти, – подумала Надя. – Уже в плену заклятья».
Накануне отъезда Гавела на юг в амбаре на ферме Панкиных устроили танцы. В прежние сытые времена праздник гремел бы на всю округу, а столы ломились бы от блюд, наполненных орехами и яблоками, горшков с медом и кувшинов с пряным квасом. Сегодня все было почти так же – мужчины выпивали, весело играла скрипка, но даже сосновые ветки и блеск начищенного самовара Бабы Оли, главного ее сокровища, не могли скрыть того факта, что на столах пусто. И хотя гости плясали и хлопали в ладоши, на празднике неуловимо веяло мрачным унынием.
Женечку Лукину выбрали Королевой Оттепели. Чтобы зима поскорее закончилась, Королеве полагалось танцевать с любым, кто ее пригласит, однако по-настоящему радостным на этом празднике выглядел лишь Гавел. Он уже почти солдат, скоро будет ходить с ружьем и питаться за счет королевской казны. Возможно, он, как многие до него, погибнет на войне или вернется домой калекой, но в этот вечер лицо юноши светилось облегчением: он покидает Дуву.
Надя разок станцевала с братом, другой – с Виктором Ероновым, а потом села к вдовам и замужним женщинам. Взгляд упал на Карину: та не отходила от ее отца. Руки – словно гибкие ветви березы, глаза – черные озера, скованные льдом. Максим уже нетвердо держался на ногах.
Хитка, дохнуло на Надю из темноты под крышей амбара, когда Карина взяла плотника под локоть – пальцы оплелись цепко, будто бледный ползучий побег. Девочка отогнала глупые мысли и перевела взор на Королеву Оттепели, на ее длинную золотую косу, украшенную яркими красными лентами. Почувствовав укол зависти, Надя устыдилась. Нашла чему завидовать! Женечка терпела, пока не закончится танец с Антоном Козарем; тот просто стоял и покачивался, одной рукой опираясь на костыль, а другой крепко прижимая к себе Женечкину талию. И все же неприятное чувство Надю не отпускало.
– Поезжай с Гавелом, – раздался голос у нее над ухом.
От неожиданности девочка чуть не подскочила. Она и не заметила, как к ней подошла Карина. Красивая, стройная, черные волосы рассыпаны по плечам мягкими кольцами. Надя посмотрела на нее, а затем отвернулась и вновь устремила взгляд на танцующих.
– Я не могу уехать, и тебе это известно. Я еще недостаточно взрослая, – до призыва в армию Наде оставалось два года.
– Так соври, прибавь пару лет.
– Здесь мой дом, – яростным шепотом ответила девочка, борясь с подступившими слезами. – Ты не посмеешь меня выгнать. – «Папа тебе не позволит», – мысленно прибавила она, не осмеливаясь произнести это вслух.
Карина вплотную наклонилась к Наде. Алые влажные губы вдовы раскрылись в улыбке, обнажив полный рот зубов – казалось, их чересчур много.
– Гавел, по крайней мере, мог работать и охотиться, – пропела она, – а ты – просто лишний рот.
Не переставая улыбаться, Карина больно дернула девочку за волосы. Если бы сейчас Надин отец посмотрел на них, то увидел бы лишь, как молодая женщина дружелюбно подбадривает его дочь – наверное, уговаривает выйти потанцевать.
– Больше предупреждать не буду, – прошипела вдова. – Убирайся вон.
Наутро мать Женечки Лукиной обнаружила, что постель дочери не разобрана. Королева Оттепели не пришла домой с танцев. Лишь алая ленточка трепетала на ветру, зацепившись за ветку молодой березы у опушки леса, ленточка да клок золотых волос, словно вырванных из косы.
Надя молча смотрела, как мать Женечки рухнула на колени и зарыдала. Прижимая ленту к губам, бедная женщина взывала к милости святых. Вдова наблюдала за ней с другой стороны дороги. Черные глаза Карины сверкали, уголки губ опустились так, что рот напоминал отставшую от дерева кору; длинные тонкие пальцы походили на голые ветви, с которых сорвал листву жестокий ветер.
На прощание Гавел обнял сестру и шепнул ей:
– Береги себя.
– Как? – спросила девочка, но у брата не было ответа на ее вопрос.
Через неделю Максим Грушов и Карина Стоянова обвенчались в маленькой беленой церквушке, что стояла в самом центре деревни. Свадебного пира не было, как не было и цветов в прическе новобрачной, лишь бабушкин жемчужный кокошник. Сойдясь во мнении, что жемчуг, скорее всего, фальшивый, соседи все же не могли не признать, что невеста выглядит очень мило.
Чтобы молодожены могли провести брачную ночь наедине, Надю положили спать у Бабы Оли. Когда утром девочка возвратилась домой, ее встретила тишина – отец и мачеха еще не вставали. На кухонном столе валялась пустая бутылка из-под вина, рядом на блюде – крошки от пирога – судя по запаху, апельсинового кекса. Похоже, Карина все-таки сохранила про запас немного сахара. Надя не удержалась и облизала блюдо.
* * *Несмотря на отъезд Гавела, в доме стало как будто теснее. Максим беспокойно бродил из комнаты в комнату, не в силах усидеть на одном месте дольше нескольких минут. В первое время после свадьбы он выглядел спокойным, почти счастливым, но постепенно делался все более нервным и взвинченным. Плотник много пил, проклинал нехватку работы, сани, которых лишился, пустое брюхо. Он кричал на Надю, а когда девочка подходила слишком близко, отворачивался, точно она была ему противна.
В редкие случаи, когда Максим бывал ласков с дочерью, на пороге непременно появлялась Карина. Ее черные глаза горели ревностью, узкие пальцы туго скручивали полотенце. Она отправляла падчерицу на кухню, заставляла выполнять самую нелепую работу и велела не путаться у отца под ногами.
За столом Карина смотрела на Надю так, словно ненавидела за каждую каплю разведенного водой бульона, которую проглатывала девочка, словно с каждой ложкой падчерица вычерпывала содержимое ее собственного желудка, расширяя и углубляя образовавшуюся в нем пустоту.
Минуло чуть больше недели, когда Карина схватила Надю за плечо и, кивнув в сторону леса, приказала:
– Ступай проверь силки.
– Скоро стемнеет, – возразила Надя.
– Глупости, еще совсем светло! Должна же быть от тебя хоть какая-то польза. Иди и без мяса к ужину не возвращайся.
– Где отец? – потребовала ответа девочка.
– У Антона Козаря. Пьет, играет в карты и пытается забыть, что небеса наказали его, послав негодную дочку. – Карина с силой вытолкала падчерицу за дверь. – Ну, ступай, не то скажу отцу, будто видела тебя с Виктором Ероновым.
Наде хотелось ворваться