– По-моему, я понял, – сказал чародей, – однако совершенно уверен, что это не так. Но я попробую.
– Я все-таки думаю, что это просто часы, настоящие, – сказала Молли. – Впрочем, оно и не страшно. Я и через настоящие пройду.
Она говорила это отчасти ради того, что успокоить Шмендрика, но почувствовала, как что-то разгорается внутри ее тела, ибо поняла, что говорит чистую правду.
– Я знаю, куда мы должны идти, – сказала она, – а это ничуть не хуже, чем знать, сколько сейчас времени.
Череп прервал ее. Он сказал:
– Дам-ка я тебе еще один совет, задаром, уж больно хорошее было вино. – Лицо Шмендрика стало виноватым. А череп продолжил: – Разбей меня. Сшиби на пол, чтобы я разлетелся в куски. Не спрашивай зачем, просто сделай это.
Говорил он очень быстро и почти шепотом.
Шмендрик и Молли в голос воскликнули:
– Что? Зачем?
Череп повторил: «Что?» Шмендрик спросил:
– О чем ты? Зачем мне тебя разбивать?
– Разбей! – настаивал череп. – Разбей, и все!
Звук дыхания надвигался со всех сторон, хоть и всего лишь на паре ног.
– Нет, – сказал Шмендрик. – Ты спятил.
Он повернулся к черепу спиной и во второй раз направился к темным, изможденным часам. Молли взяла леди Амальтею за холодную руку и последовала за ним, волоча девушку, точно бумажного змея.
– Ну ладно, – грустно сказал череп. – Мое дело предупредить. – И тут же завопил благим матом, голосом града, бьющего в металл: – На помощь, король! Стража, ко мне! Здесь бандиты, разбойники, злопыхатели, похитители малых детей, взломщики, убийцы, злостные клеветники, плагиаторы! Король Хаггард! Сюда, король Хаггард!
И сразу над головами их и вокруг затопали ноги, засипели голоса перекликавшихся на бегу престарелых ратников. Факелы не запылали, поскольку без прямого приказа короля огня в замке не зажигали никогда, а Хаггард пока помалкивал. Троица злоумышленников замерла, оглушенная и растерянная, беспомощно глядя на череп.
– Прошу простить, – сказал он. – Такой уж я вероломный. Но я старался…
Тут его исчезнувшие глаза увидели наконец леди Амальтею, и расширились, и засверкали, чего, разумеется, сделать никак не могли.
– О нет, – тихо произнес он. – Еще и ты в придачу. Я, конечно, изменник, но не такой же.
– Беги, – сказал Шмендрик, как сказал давным-давно буйной, белой, как море, легенде, которую только что освободил.
И они понеслись по огромному залу, пока ратники натыкались в темноте один на другого, а череп истошно вопил:
– Единорог! Единорог! Хаггард, Хаггард, она вон туда побежала, к Красному Быку! Вспомни часы, Хаггард, – да где же ты? Единорог! Единорог!
И наконец сквозь его крики пробился свирепо шуршавший голос короля:
– Дурак, изменник, это ты ее научил!
Быстрые, украдчивые шаги короля прозвучали совсем близко, и Шмендрик обернулся, чтобы сразиться с ним, однако услышал кряк, треск, скрежет, а следом хруст старых костей, отскакивавших от старого камня. И побежал дальше.
Когда они остановились перед часами, времени на сомнения и разбирательства у них уже не осталось. Ратники короля вбежали в зал, эхо их лязгавших шагов металось между стенами, сам же Хаггард шипел, понося всех на свете. Леди Амальтея никогда не знала колебаний. Она вошла в часы и скрылась в них, точно луна, которая прячется с ее тысячами миль одиночества за тучами, но не в них.
«Она как дриада, – мелькнула в голове Молли безумная мысль, – а время – ее дерево». Сквозь тусклое, крапчатое стекло Молли различала гирьки, маятник, изъеденный временем колокол – все это плыло и пылало перед ее глазами. Никакой двери, в которую могла войти леди Амальтея, за механизмом не было. Только двойной ряд ржавых колесиков, за коими взгляд Молли упирался словно бы в сетку дождя. Гирьки покачивались из стороны в сторону, точно морские водоросли.
А король Хаггард кричал: «Схватить их! Разбить часы!» Молли начала оборачиваться, собираясь сказать Шмендрику, что она, кажется, поняла, о чем говорил череп; однако чародей исчез, как исчез и огромный зал короля Хаггарда. Исчезли и часы, она стояла рядом с леди Амальтеей в каком-то холодном пространстве.
Голос короля доносился до нее из дальней дали, она не столько слышала его, сколько вспоминала. Молли так и продолжала поворачивать голову, а повернув, уперлась взглядом в лицо принца Лира. За принцем стояла стена яркого тумана, которая подрагивала, точно рыбьи бока, и никакого сходства с заржавелыми часами не имела. Шмендрика видно не было.
Принц Лир медленно поклонился Молли, но заговорил он с леди Амальтеей.
– И ты ушла бы без меня, – сказал принц. – Ты совсем не слушала моих слов.
Ему леди Амальтея ответила, хоть ни с Молли, ни с чародеем разговаривать не желала. Низким и чистым голосом она сказала:
– Я вернулась бы. Не знаю, почему я здесь и кто я. Но я вернулась бы.
– Нет, – ответил принц, – ты не вернулась бы, никогда.
Прежде чем он успел что-либо добавить, в разговор их вмешалась Молли, вскричавшая – к немалому своему удивлению:
– Нашел о чем говорить! Где Шмендрик?
Двое совершенно чужих ей людей уставились на Молли, вежливо удивляясь тому, что в мире нашелся еще кто-то, умеющий говорить, а она обнаружила, что дрожит с головы до пят.
– Где Шмендрик? – повторила она. – Если ты за ним не пойдешь, пойду я.
И она снова повернулась к стене.
Шмендрик вышел из тумана, опустив голову, словно сопротивляясь сильному ветру. Он прижимал к виску ладонь, а когда отнял ее, по щеке его медленно поползла кровь.
– Пустяки, – сказал он, увидев, как кровь падает на руки Молли Дрю. – Пустяки, рана неглубокая.
Шмендрик покачнулся, поклонился принцу.
– Я так и думал, что это ты проскочил мимо меня в темноте, – сказал он. – Скажи, как тебе удалось столь легко пройти сквозь часы? Череп говорил, что ты не знаешь дороги.
Лицо принца стало недоуменным.
– Какой дороги? – спросил он. – И что тут знать? Я увидел, куда ушла она, и пошел следом.
Неожиданный смех Шмендрика шаркнул, обдирая себе бока, по бугристым стенам, которые наплывали на всех четверых, пока глаза их привыкали к новому сумраку.
– Ну конечно, – сказал он. – Существует немало такого, что по природе своей обладает собственным временем.
Он засмеялся снова и тряхнул головой, и кровь потекла заново. Молли оторвала от своего подола лоскут.
– Бедные старики, – сказал чародей. – Они не хотели поранить меня, да и я их ранить не стал бы, даже если бы мог. Мы с ними ходили по кругу, обмениваясь извинениями, Хаггард вопил, а я все ударялся о часы. Я знал, что они не настоящие, но ощущал их как настоящие, и это меня беспокоило. Однако тут подскочил Хаггард и ударил меня мечом.
Он закрыл глаза, позволяя Молли перевязать ему голову.
– Хаггард. Он начал нравиться мне. И сейчас нравится. У него был такой испуганный
