— Ты не сможешь всегда бежать от своего прошлого, оно создало тебя. Кем бы ты себя ни называл, ты — это результат твоих прошлых жизней. Да и всегда лучше знать, что успел натворить, прежде, чем старые долги постучаться в твою дверь!
— Мое прошлое мне сейчас недоступно, как ты прекрасно знаешь. Мне даже слышать о нем тяжело.
— Открещиваясь от этого на словах, ты не избавишься от старых обязательств. И ее появление убедительней всего остального говорит об этом.
— Так кто она? — быстро спросил Н.
Дед ответил ему долгим внимательным взглядом.
— Это тебе решать. Скажу лишь, что вы знакомы так давно, что… впрочем, ты сам все скоро узнаешь. А как ты сам думаешь?
— Она удивительная. Такая умная, необычная, невероятно сильная. И почему-то к ней невозможно быть равнодушным.
Н закрыл лицо руками и рассмеялся.
— Не получается! Ее можно либо боготворить, либо ненавидеть.
— Ненавидеть ее ты не хочешь.
— Нет, вовсе нет. Но…все что она во мне вызывает как-то связано с моим проблемным подсознанием. Я чувствую, что оно реагирует на нее. И если ты прав, и я знаю ее давно, то общение с ней — опасная игра.
Н помрачнел.
— Я не хочу чтобы они, — Н выразительно постучал себя по лбу, — просыпались. В прошлый раз это едва меня не убило. Я видел как подсознание сводит людей с ума. В моем подсознании живет такое, о чем я знать не хочу.
— Откуда тебе знать, если ты и не заглядывал толком туда, Андре.
Он ответил ему долгим взглядом.
— Я Н — сказал он.
***
В конце августа на смену жаре вдруг наступила осень. За пару дней резко похолодало, небо заволокли тучи, москвичи со вздохами и жалобами достали из шкафов пальто, чтобы укрыться от промозглого ветра.
В эту отвратительную погоду, Женя села на скамейку посреди неизвестного ей бульвара, где-то в центре. Она вовсе не была из тех людей, которые совершают долгие прогулки или меланхолически рассиживают в парках, но сегодня ноги сами отнесли ее в сторону от метро и усадили смотреть на свинцовое небо, через которое неожиданно стали проглядывать редкие желто-золотые лучики.
Ничего не происходило. Это и успокаивало и волновало ее. Жизнь жилась совершенно обыкновенным образом, и можно было бы подумать что всего произошедшего этим летом, похищения брата, демонов, не было, никогда не случалось и было, скажем, серией ярких снов, приснившихся ей однажды.
Если бы конечно не бутылки с густым и красным, поселившиеся в нижнем отделении холодильника, и не крохотный белесый шрам над ключицей, Женя бы так и решила.
Сегодня настал тот день, когда нервное ожидание внутри нее достигло своего пика, и пришлось взглянуть правде в глаза: чудеса оказались заразными. Она завидовала Васу, навсегда изменившему свою сущность. Он тактично не рассказывал, куда уходит ночами, боясь, должно быть разозлить ее, но она чувствовала что его мир стал другим. А у нее были все шансы прожить обыкновенную человеческую жизнь.
От одной мысли об этом у нее в груди поднималась паника.
"Пожалуйста" — сказала она, про себя, чувствуя себя одновременно и отчаянно и глупо, обращаясь к небу над головой, — "Пожалуйста, пусть чудеса вернутся. Потом я, скорее всего, пожалею об этой просьбе, но без них, я, оказывается, не могу совсем. Пожалуйста, что бы там наверху не было, верни меня в кроличью нору".
Небо осталось безмолвным, чего и следовало ожидать. Женя опустила взгляд и поехала домой.
Но ее просьба была услышана.
Глава 10: Затруднения на севере
В Москве немало магов. Вероятней всего, это не те, чьи имена вы знаете. Если кто-то из магов, по своим мотивам, и становится очень известным, то почти никогда в статусе "мага".
Маги народ не компанейский, уживаться вместе им тяжело, поэтому четкой структуры и организации у них нет, все заняты своими делами, на своих зонах влияния. Город четко поделен на сектора.
В городе обитает и иное, теневое сообщество, нежить и, по большому счету, никому нет до них дела — не больше чем до крыс и тараканов.
А есть вампиры — не нечисть, но и не люди, могущественные, но и по физиологии, и по морали далекие от магов-людей. Бессмертные издавна держат в городе свои собственные позиции. Людей же становится больше, конкуренция между ними все ожесточенней, и взгляд людей пал уже и на суверенную собственность клана бессмертных.
Стал все громче звучать самоубийственный вопрос — должны ли люди, позволять каким-то вампирам иметь столько власти?
Положение клана переживало трудный период. Во времена расцвета магии, в Египте, Вавилоне и Греции, вампирам не приходилось скрываться, они имели огромное влияние в магическом сообществе и пользовались большим уважением. Бессмертие позволяло этому истинно волшебному народу видеть вещи в масштабе. Они становились великими учителями для магов-людей, историками, они покровительствовали прогрессу науки и искусств.
Но эти времена прошли и покрылись плесенью, когда магические цивилизации рухнули, а пока подрастали новые народы, истории о вампирах превратились в страшные сказки. В наступившем для магии каменном веке знания и могущество вампиров было востребовано только ими самими. Бессмертные стали замкнутыми, скрытными, связи поддерживали только с себе подобными.
С наступлением нового времени ситуация менялась — магическое сообщество людей росло, но это было поколение, выросшее на страшных сказках, а бессмертные с годами стали слишком гордыми, чтобы разубеждать неразумный молодняк. А маги-люди упорно видели в бессмертных опасных соперников.
Не так давно, напряжение между двумя фракциями едва не стало критическим и только благодаря усилиям единичных энтузиастов с обеих сторон шаткое равновесие все-таки было достигнуто. Но и бессмертные, и люди оставались недовольны друг другом, напряжение копилось, в воздухе пахло грозой.
Достаточно было одной капли крови, чтобы разжечь конфликт.
***
Шёл отвратительный, слякотный, серый февраль, насквозь просоленный едкой
