Ополченцы были по большей части белыми, по большей части тупыми и все до одного внушающими ужас. В пустынном переулке лучше с такими не встречаться, особенно если ты чернокожая женщина. Особенно опасными были уроженцы Среднего Запада, потому что многие из них при первой встрече казались довольно приятными людьми. Это как в церкви, когда тебя с улыбкой угощают шоколадным пирожным с орехами, после чего говорят, как будут регулировать твою жизнь. Неплохо было вспомнить, что эти люди были такими же жалкими, как и те, кого они охраняли. Парни и редкие девчонки, выросшие в убогих районах, забытых столицей, и лишенные возможности выбраться оттуда. Те, кто верит политикам, работающим на бизнес – или бизнесменам, купившим возможность податься в политику ради дополнительных выгод, – говорящим, что во всех бедах виноваты те, среди кого они живут, у кого еще меньше, чем у них, благ, и потому они пытаются урвать свою долю.
Увидеть у себя на пороге чернокожую женщину в деловом костюме для этих ребят было не так захватывающе, как наблюдать за приземлением инопланетян, но Таня постаралась максимально использовать шок в свою пользу, преподнеся себя вожаком, способным управиться с этой хищной сворой.
Встретили ее здоровенный краснорожий тип в пуленепробиваемом коричневом комбинезоне со встроенными кармашками для боеприпасов, пахнущий табачным дымом, и маленький рыжеволосый парень, по одежде больше напоминающий пастора из захудалого прихода (это впечатление дополнял висящий на шее деревянный крест) и с большим пистолетом на поясе. Как выяснилось, это был врач, доктор Крейвен, а верзила был командир. Он представился главой народного патруля Кёнигом, но затем попросил называть его просто Бобом.
– Боб, где мой задержанный? – спросила Таня.
– Я что-то не расслышал, какое ведомство вы представляете?
– Отдел специальных исследований, – ответила Таня, предъявляя свое удостоверение. – В настоящий момент прикомандирована к Секретной службе. Можете проверить мои полномочия по правительственному каналу.
– Хорошо, доступа к нему нам не предоставляют, но нас предупредили о вашем приезде. Арестованный здесь, в подвале.
– Мы оказываем ему особое внимание, как вы и просили, – добавил доктор Крейвен.
– Предоставьте мне судить, соблюдаете ли вы требования, – заявила Таня, напуская на себя властный вид в надежде, что это сработает. Судя по тому, как переглянулись друг с другом ополченцы, у нее получилось.
Дом был огромный, на большом участке земли – загородный особняк, превращенный в штаб вооруженного ополчения. Стены были увешаны здоровенными картами окрестностей, обильно помеченными черным фломастером и красным маркером. Таня увидела фотографии подозреваемых, как официальные полицейские – в фас и профиль, так и снимки с камер наблюдения. Рации, компьютеры и прочее снаряжение. Пластиковые стаканчики и большая груда пустых банок из-под пива в углу. Много верзил, похожих на Боба, другие, поджарые и крепкие, и одна женщина азиатской наружности, судя по виду, самая крутая, хотя росту в ней было не больше пяти футов. Оружия больше, чем Таня видела где бы то ни было за пределами арсенала. И горы пропагандистских плакатов, флагов и транспарантов.
Рядом с крыльцом была псарня с двумя немецкими овчарками и парой питбулей. Одна из собак, с полосатой, как у тигра, шкурой и шрамами на морде, проводила пристальным взглядом проходящую мимо Таню.
– Спускаемся сюда, – сказал Боб, отпирая закрытую тремя засовами стальную дверь, ведущую в подвал.
Внизу зажегся свет, тусклое зарево дешевых люминесцентных ламп.
Боб возглавлял шествие, а доктор Крейвен шаркал следом за Таней. Они оказались в длинном коридоре со стенами из шлакоблоков. Двери в камеры были забраны металлической сеткой. Все камеры были пусты, за исключением последней, закрытой массивной дверью с крошечным застекленным окошком. Тане пришлось привстать на цыпочки, чтобы в него заглянуть.
Внутри находился обнаженный тощий парень с бурой кожей, привязанный к койке, только что обритая наголо голова лежала на дешевых подушках.
– Это еще что за чертовщина? – возмутилась Таня.
– У него сотрясение мозга, – объяснил доктор Крейвен. – Приходится держать ему голову приподнятой.
В подвале было по-зимнему холодно, и чувствовалось, что в камере еще холоднее. Напротив кровати стоял маленький переносной туалет, давно нуждающийся в чистке.
– Это полное нарушение правил содержания заключенных. Грубое нарушение прав человека.
– Девочка, не надо здесь рассуждать о «правах человека», – сказал Боб, быстро теряя обходительность. – Мы здесь воюем с терроризмом, понятно? И именно ваши люди показали нам, как это делать. Мы сохраним этого мерзавца живым и здоровым до тех пор, пока вы его не заберете.
– Не надо называть меня «девочкой», Боб, – гневно ткнула ему в лицо пальцем Таня. – И не надо объяснять мне законы. Господи! Мне прекрасно известны все законы. Могу процитировать их вам по памяти. Например, положение, дающее мне право приостановить вплоть до особого разбирательства разрешение на деятельность вашего ополчения, как только я увижу нечто такое, что посчитаю нарушением закона. И из того, что до сих пор ни у кого не хватило духа одернуть вас, еще не следует, что вас не держат на коротком поводке.
Не было никаких сомнений в том, что ни одна чернокожая женщина еще не разговаривала так с Бобом. На какое-то время командир ополчения полностью опешил, но Таня понимала, что долго эти чары не продержатся. Как только Боб расстанется с ней, он начнет строить планы, как вернуть прежний порядок вещей.
Оглянувшись на доктора Крейвена – смерив взглядом его глаза, жидкую бородку, деревянный крест, – Таня отдала ему новые распоряжения:
– Развяжите этого парня. Принесите ему одежду. Дайте мне воды. Еще лучше, горячего кофе. И обогреватель.
– Как вам угодно, – проворчал Боб, разворачиваясь. – Выполняй, док.
* * *– Кто ты такая? – спросил Моко.
– Меня зовут Таня. Я работаю в Вашингтоне, в ведомстве, о котором ты никогда не слышал, расследую деятельность богатых преступников.
Моко потер лицо, затем потер руки. Теперь он был в одежде и в толстовке, которую ему принесли по приказу Тани. Пощупав толстовку, Моко долго смотрел на нее, словно не в силах вспомнить, что это такое, затем наклонился вперед и, глядя Тане в лицо, задрал левый рукав, обнажая руку.
– Это что еще такое, твою мать?
На запястье краснело пятно свежего раздражения. Посреди пятна скрещивались черные линии и точки, однако на татуировку это не было похоже.
– Думаю, это идентификатор, – предположила Таня.
– Я тоже так решил, – недовольно пробурчал Моко, глядя на пятно. Затем он опустил рукав.
– Я сожалею, что так получилось, – сказала Таня.
– И ты тоже ступай к такой-то матери!
– Кто это сделал?
– Этот мерзкий козел врач, – сказал Моко. – Он и еще два чувака. Вчера разбудили меня среди ночи.
– Я выясню, что это такое. А врач правда мерзкий.
– Заявляется сюда с хирургическими лакомствами и говорит на плохом испанском об Иисусе, вкрадчивым голосом сообщая мне, что я
