В прицепе пахло свинарником и пороховыми газами.
Между досками стенок прицепа оставались узкие щели. Достаточные, чтобы смотреть в них; только спереди стенка была сплошной. Выехав на шоссе, машины повернули на север, в сторону Седар-Рэпидс. По слухам, ополченцы были еще хуже федералов. Они сами устанавливали законы. Первобытные, примитивные. Тем, кто попал к ним в руки, оставалось надеяться только на отправку в настоящую тюрьму.
На лицах своих товарищей, у которых также были заткнуты рты, Сиг увидел синяки и ссадины от резиновых пуль.
Ему вспомнился тот день, когда он узнал, что резиновая пуля может убить, если попадет в нужную точку. Мысли о маме причинили боль, но также разбудили злость.
Сиг оглянулся на едущее сзади сопровождение. Пикап, джип и мотоцикл. В кабину пикапа втиснулись трое здоровенных белых верзил. Водитель смотрел прямо на Сига, криво ухмыляясь. Тип посредине держал высунутый в заднее окно шест. Третий говорил по рации, и вдруг обе машины и мотоцикл ускорились, обгоняя прицеп. Только тут Сиг увидел, что находилось в кузове пикапа.
Клетка.
Клетка для людей.
В клетке сидел Моко, подобно затравленному зверю, сжавшись в комок, пытаясь укрыться от верзилы в кабине.
У того в руке был электрошокер для скота.
Сиг увидел, как он ткнул шокером в Моко, нажав кнопку.
Моко вскрикнул.
Увидев смотрящего на него в щель Сига, верзила указал на него шокером и ухмыльнулся.
Сиг попытался крикнуть сквозь кляп, но его сдавленный хрип потонул в шуме ветра, а пикап уже проехал мимо, скрылся впереди.
Посмотрев на свои путы, Сиг решил, что сможет от них освободиться.
Он начал извиваться, работая щиколотками и запястьями, где были застежки пут-молний. Затем он лягнул ногами, со всей силы, трижды, вкладывая в это движение весь вес своего тела, и, наконец, молния на щиколотках разошлась. Учащенно дыша, Сиг встал, вытянул связанные руки над головой, после чего резко опустил их к поясу, одновременно разводя локти.
Путы лопнули.
Сиг вырвал изо рта кляп.
Двое других пленников, у которых не были связаны руки, последовали его примеру.
Найдя на полу железный обломок, Сиг открыл им застежки остальных пут, вставляя его в молнию и раскрывая ее. Этому приему он научился у одного старика-браконьера, вместе с которым как-то сидел в камере на севере.
Пока пленники освобождали друг друга, Сиг попытался открыть дверь прицепа, но она оказалась заперта на засов и на цепь. Сиг колотил ногами в кроссовках по железной боковой панели до тех пор, пока та не вылетела наружу, с грохотом упав на асфальт.
– Бежим! – воскликнул он.
Его беспокоило то, что громкий шум мог предупредить ополченцев. Он высунулся из прицепа. Все чисто. Присев на корточки, Сиг выглянул в выбитую дверь, собрался с духом и выпрыгнул на зеленую обочину, стараясь, ничего не переломав, скатиться с дороги.
Когда он уселся на дне канавы, левая его рука напоминала согнутую вилку и вопила благим матом от малейшего прикосновения. Остальное тело вело себя так, словно его припечатал к стене автобус. Но идти он мог, а лес был совсем рядом.
Часть четвертая
Самодельные беспилотники
37Таня пришла в восторг, узнав, что Моко схватили. Но когда она узнала, что для этого пришлось привлечь местных ополченцев, ей стало страшно.
Тем не менее она отправилась на место.
Туда было несколько часов езды на машине, поэтому Таня взяла машину во Флотилии.
Она зарегистрировала свой маршрут в управлении путешествий, чтобы о ее появлении было известно заранее. На пути будут контрольно-пропускные пункты.
Проезжая по побелевшим равнинам Миннесоты, растворяющейся в Айове, Таня снова подумала о том, почему покинула эти места.
На востоке район называли «Тропиком Канзаса». Это было не какое-то определенное место, которое можно обозначить на карте, и собственно Канзас даже не входил в него, но, попав сюда, человек сразу же это чувствовал и понимал, что подразумевается под таким названием. Которое ни в коем случае нельзя было считать комплиментом. Участки Среднего Запада, каким-то образом превратившиеся в третий мир. Шутили, что Луизиану пробовали вернуть французам, однако территория оказалась в слишком плачевном состоянии[19].
До сих пор не было единого мнения насчет того, почему это произошло. Целые политические движения возникли на основе тех или иных теорий, однако правду не знал никто.
Достоверно известно было только то, что значительные участки «кукурузного пояса» оказались поражены различными заболеваниями – неясно, вследствие неправильного скрещивания сортов, общего экономического упадка, климатических изменений, политических просчетов или божественного возмездия. Таня считала, что виновато все вышеперечисленное. Это происходило вокруг нее, когда она училась в школе, и позднее, когда она поступила на юридический факультет, и все это время она последовательно перебирала различные теории. После окончания университета ее обычным состоянием стала отрешенность, приправленная редкими искрами оптимистической надежды, быстро уничтожаемой суровой действительностью.
Неприятности начались в сельской глубинке. На старых дорогах, ведущих мимо безлюдных городов, опустошенных исчезающим будущим. Те, кого оставляли присматривать за имуществом, почему-то решили, что им нужна автономия и самостоятельный контроль над землями и законами. Эта болезнь и порожденные ею политические убеждения вскоре перекинулись и на близлежащие города.
Обратное освоение потребовало больше времени. Это называлось исцелением – то, как прерии преображались для новых разработок недр; но у тех, кто проезжал мимо и видел, как новые машины своими огромными хоботами впиваются в почву, возникали еще большие сомнения.
Седар-Рэпидс был одним из региональных центров, в которых началось обратное освоение. Если подъезжать к городу с севера, складывалось ощущение, что это какие-то индустриальные развалины двадцатого столетия. Обветшалые железобетонные башни элеваторов и продуктовых фабрик поднимались над обширными железнодорожными грузовыми станциями, покрытыми, словно татуировкой, эмблемами умерших корпораций. Кое-где виднелась новая инфраструктура: хромированные трубы, черные уплотнители и алюминиевые гланды новых процессов получения биотоплива. Даже сквозь закрытые окна чувствовалось исходящее от города зловоние горящей сахарной ваты, выделяющей ядовитый газ.
С эстакады в старом центре города виднелась река, и можно было разобрать, что она мертвая, с цветом воды, похожей на химическую жижу, с желатиновым течением, с берегами, начисто лишенными растительности и примыкающими городскими кварталами, очищенными от жителей.
Рядом с автострадой стоял рекламный щит с портретом президента, сделанным еще тогда, когда у него были обе руки, на зеленом поле с группой фермеров в бейсболках с логотипом биотехнологий и учеными в халатах, осматривающими молодые побеги кукурузы, кукурузы настолько огромной, что она казалась выходцем прямиком из научно-фантастического фильма. Тут же присутствовал и губернатор, положивший руку на плечо одному из фермеров. Его называли «пожизненным губернатором», что звучало как шутка до тех пор, пока господствующие фракции не воплотили это в жизнь.
* * *База ополчения, где поместили Моко, находилась на огороженной территории на восточной
