Но постепенно осознала, как глубоко ошибаюсь, пытаясь заинтересовать принца, даже не глядящего в мою сторону. И если он обратит на меня внимание не за мою преданность, скромность и терпеливость, а за поддельную красоту, то он вовсе не тот, кто нужен мне в жизни. Как говорит бабушка Манефа: «Не ларчик дорог, а то, что в нем».
– Это платье создала моя хорошая подруга, – проходя в самый дальний уголок гардеробной, рассказывала матушка, – к моей свадьбе. Я была не очень уверена в себе, мне казалось, Хаверд слишком хорош для старой девы… не возмущайся, я слышу. А тогда чувствовала его обожание и только поэтому не сбежала. Но платье надевать не стала, вдруг поняла главное: он любит меня, а не одежду, и до боли ревнует к молодым красавцам. Так зачем дразнить гусей? А у тебя другой случай – необходимо доказать свое право на место рядом с принцем, ради твоих будущих детей. А для этого придется опровергнуть домыслы взбалмошной Юты. Она сама все силы отдавала подбору стаи подхалимов и созданию собственной парадной личины, забывая про мужа и обязанности матери. И этим выкинула себя из их жизни, теперь ей не на кого обижаться.
Мать вздохнула, переводя дыхание, и я только теперь поняла, что никогда еще не слышала от нее таких длинных речей.
– Она наказана! – Ринувшись к матушке, обняла и тайком вздохнула, обнаружив, что я теперь выше ее.
– И ничего печального в этом нет, – смешливо фыркнула она. – Просто ты снова вытянулась. И это тоже не страшно, твой жених все равно выше. На ладонь с четвертью. Ну, смотри.
И открыла последний шкаф. Там, на манекене, под чехлом из плотного шелка хранилось платье. Довольно скромного фасона, судя по размеру; во всяком случае юбкой на чайную бабу не похоже.
Мать щелкнула пальцами, и манекен плавно выплыл на середину комнаты.
– Открываем? – лукаво глянула она, отлично чувствуя мои сомнения.
– Конечно, – тотчас подтвердила я, точно зная, что матушка никогда не позволит себе шутить в такой момент.
Но она вдруг предупреждающе подняла руку и быстро задвинула манекен за ширму.
– Кто-то чужой… виноватый и счастливый… как странно.
– Леди Рассина, – коротко стукнув, в комнату заглянула одна из новых горничных, – леди Аленсия просит аудиенции у леди Элгинии.
– Пригласи, – велела я и объяснила матери: – Ленси – моя подруга.
– Тогда почему аудиенция? Ты ведь не герцогиня?
– Эти горничные – они охранницы из цитадели. И в таких вопросах путаются.
– Похоже, нам все-таки нужно было вернуться раньше, – огорчилась матушка.
– Гини… Ой! – Влетев в гардеробную, Ленси замерла, обнаружив, что я не одна. – Простите.
– Это моя матушка. Ленси, как ты себя чувствуешь? И что там происходило? Мне пока ничего не объяснили.
– Я все расскажу, – подруга от волнения скручивала и дергала атласный поясок, – но сначала скажи, только без всяких любезностей, ты не обидишься, если мы с Эстом тоже заключим союз сегодня? Мы можем тайком, чтобы не портить тебе праздник, но если не нравится, то подождем с месяц.
– А у вас есть важная причина так спешить? – с интересом рассматривала подругу матушка, и теперь только от честности Ленси зависело, как будут относиться к ней мои родители.
– Ну да. – Аленсия вдруг покраснела жарко, до слез. – Эст… он вчера так перепугался, утащил меня в свой дом, а я уже не надеялась его увидеть… и мы решили…
Она смущалась все сильнее и говорила все тише.
– Но ты ведь не жалеешь? – Как-то незаметно мать оказалась рядом с Ленси, обняла ее за плечи, ободряюще улыбнулась: – И счастлива?
– Очень, – благодарно глянула та. – Он замечательный. И продает свой дворец, мы уходим на Харгедор.
– В какое именно место? – заинтригованно осведомилась я, гадая, выдал им кто-то последнюю новость или не успел.
– Эст говорит, пока попросим маленький домик, как твой, потом спокойно решим.
– Ну тогда так, – шутливо нахмурилась, зная, что подруга не примет это за обиду. – Раз вы собрались разделить с нами наш самый большой праздник, то просто обязаны разделить и замок. Чтобы потом не спорить, у кого в доме его праздновать. А если серьезно, то я очень рада за вас, Ленси, и точно знаю: чем больше на свадьбе счастливых людей, тем она лучше. А замок мы уже выбрали, в нем два одинаковых дома – дворцы, как говорит Стай. И уходим туда сегодня вечером, потому и спешим с обрядом.
– Элни! – бросилась мне на шею подруга и от волнения разрыдалась. – Как мне повезло, что мы встретились!
– А брат… – вспомнив Мартиса, осторожно осведомилась я, – он знает?
– Он в лазарете, мы только оттуда. – Губы Ленси горько дрогнули. – Мартис пострадал сильнее всех. Оказывается, он вел какие-то дела с герцогом и почему-то ему задолжал. Не знаю, как такое случилось, ведь у него много денег… И непонятно, зачем я понадобилась герцогу, но его еще допрашивают…
– Не переживай, девочка. – Матушка смотрела на мою подругу так нежно и заботливо, что без слов было ясно: невзирая на обретенное с Эстом счастье, сейчас в душе Ленси кровоточит свежая рана. – Цитадель со всем разберется и всем поможет. Не верится мне, что Селонте вдруг изменил своим правилам, о нем все отзываются как о справедливом и честном человеке. Потому он и достиг многого.
И лишь в этот момент я сделала для себя новое открытие, наполнившее гордостью за цитадель. Раз удачей в делах мог похвастать лишь порядочный и честный человек, значит, ее раздачей занимались именно мы, магистры и магистрессы. И зря, в таком случае, Селонте думал, будто никто не следит ни за ним, ни за его делами.
– Наконец ты нашла подругу по себе, – проводив повеселевшую Ленси, задумчиво заметила матушка. – Это очень большая редкость. Многие неодаренные женщины ищут в дружбе выгоду либо, наоборот, подобострастие. Но давай займемся платьем.
– Чем оно необычно? – За то время, пока тут была Аленсия, я успела сообразить, что матушка никогда не стала бы столько лет так бережно хранить обычное платье.
– Его сшила Модена. – Матушка улыбнулась с чуть заметной грустинкой: – Ты изменилась за эти полгода. Прежде ты его вначале рассмотрела бы.
Вот теперь мне все стало ясно. Простых вещей моя наставница не делает, и хотя в основном работает с камнями и металлами, иногда, для друзей, создает совершенно неожиданные вещи. Неброские, но уникальные.
Поэтому особой красоты от платья я не ожидала заранее, и когда матушка легким движением пальца сдернула с манекена чехол, сперва похвалила себя за сообразительность. Но, обойдя вокруг манекена один раз, задумалась и побрела во второй, с каждой секундой все сильнее проникаясь задумкой магистрессы и точностью исполнения. Сказать, что платье простое, значило не сказать ничего.
Оно было – и его как бы не было. Тонкий, как паутина, но ни грана не прозрачный матовый шелк того холодного белого цвета, от взгляда на который по спине струится несуществующий морозный сквознячок, так плотно облегал верхнюю часть манекена, что казался тяжелым. И лишь переведя взгляд на обнимавшую
