Сердце перестает биться. Прямо передо мной…
– Ева? – шепчу я, срывая очки.
– Верни их обратно! – кричит Джонни, но меня вновь ослепляет яркий белый свет.
Я надеваю очки и моргаю. Ева появляется снова. Она стоит посреди комнаты и смотрит на стену.
– Она не настоящая, идиот. Я думал, уж ты-то в состоянии распознать голограмму.
Внезапно я вижу световые блики от голографических проекторов, установленных по углам комнаты.
– Н-но как ты это делаешь? – спрашиваю я, заикаясь, но больше от волнения, вызванного встречей с Евой, пусть и виртуальной.
– Ты что же, не узнаешь изобретение собственного отца? – Джонни поднимает с пола клавиатуру с подсветкой.
Он набирает какие-то буквы и цифры, и Ева внезапно поворачивается ко мне.
– Здравствуй, Брэм. Я скучала по тебе. – Она подмигивает.
– Стоп. – Я накрываю руку Джонни ладонью, чтобы остановить его.
– Ладно, ладно.
Я прохожу в угол и внимательно разглядываю маленькие проекторы, посылающие изображение Евы в сырое подземелье Джонни. «ИННОВАЦИИ УЭЛЛСА» – выбито сбоку на матовом черном корпусе. – Откуда у тебя это? – спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне. – А, эти? Да их полно в Сентрале, это же стандартные голографические проекторы.
Я смотрю на него и жду. Он лжет и понимает, что я это знаю. Конечно, голографические проекторы стоят внутри и снаружи каждого здания в Сентрале, причем уже много лет. Они установлены как элементы отцовской Программы Проекционов, позволяющие Проекционам свободно перемещаться среди людей. Когда программу свернули, проекторы остались, теперь исполняя новую роль – выплескивая на улицы рекламу и пропаганду ЭПО, проецируя на реке суперсовременные модели лодок и плавучих домов.
Но те проекторы, что у Джонни, отнюдь не стандартные.
– Ладно. – Джонни улыбается. – Я знал, что ты заметишь.
Он имеет в виду маленькую букву «Х», выбитую после надписи «ИННОВАЦИИ УЭЛЛСА».
Холли.
– Это мои проекторы, – говорю я. – Они используются только в одном месте.
– В Куполе. – Джонни вскидывает брови.
– Как ты…?
– Некоторые хорошие люди отдали свои жизни, чтобы заполучить их. – Что-то вдруг меняется в его лице.
– О, мне очень жаль. – Я кладу руку ему на плечо.
– Да ладно, все в порядке. Мы же знаем, на что идем. – Он пожимает плечами. – Я просто заставил эту чертову штуку работать.
Я бросаю взгляд на Еву, застывшую как будто в глубоком раздумье. Потом оглядываю комнату Джонни. Провода, печатные платы, экраны, компьютеры, клавиатуры. Нетрудно догадаться, какая роль отведена ему здесь.
– И как же ты планируешь использовать это? – спрашиваю я, мысленно блуждая в бесконечных возможностях аппаратуры.
– Ну, это секретная информация, – ухмыляется он, – но, между нами… Скажем, если Ева когда-нибудь выйдет за пределы Башни, подмена, возможно, не худшая в мире идея. – Он подмигивает.
Я киваю, слегка приподнимая очки и щурясь на всполохи света. – Ну, пока она далека от идеала, – ухмыляюсь я.
– Думаешь, ты сумеешь помочь? – с надеждой улыбается он. – Если кто и сможет заставить ее работать, так только ты!
В ряду нелегких моментов последних нескольких дней и судьбоносных решений, принятых мною, выбор, который мне предстоит сделать сейчас, самый трудный. Я должен предать собственного отца. Мое сердце замирает от боли при мысли о том, чтобы помочь фриверам использовать отцовскую технологию против него самого. – Да, помогу, – говорю я, устраиваясь на полу рядом с ним. – Но предупреждаю сразу: я – не мой отец.
– Судя по тому, что я слышал о нем, это, наверное, и хорошо, – отвечает Джонни. – Но ты, должно быть, научился кое-чему, работая с ним все эти годы?
– С ним? – ухмыляюсь я. – Никто не работает с доктором Уэллсом. Все работают на него.
– Боже, а я-то думал, что это у меня все плохо, – отвечает Джонни.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спрашиваю я.
– Фрост. Отец. Мой отец! – объясняет Джонни.
– Фрост – твой отец? – Я немало потрясен.
– Да. Это яблоко упало далеко от яблони, все в порядке! – Он смеется. – К большому разочарованию отца.
В течение следующих нескольких часов я делюсь с Джонни своими ограниченными познаниями в голографии. Он схватывает на лету каждое слово, восполняет пробелы в своих знаниях. К тому времени, как мы снимаем очки, ослепляющий свет укрощен, экспозиция скорректирована, фокус отрегулирован, и перед нами стоит безупречная копия Евы.
– Ух, ты, черт возьми! – Джонни вздыхает, обмирая от такой красоты.
– Ты бы видел настоящую, – замечаю я.
– Если ты с нами – может, и увижу. – Он улыбается.
Возможно, он и прав.
44
Брэм
– Проснись и пой, юный Брэм, – дребезжит ее голос сквозь щель в двери каморки.
Мой усталый ум с трудом вспоминает ее имя. – Доброе утро, Хелена. – Я зеваю.
– На самом деле, уже день, – отвечает она, заходя в комнату и вручая мне жестяную кружку.
На Глубине время летит быстрее. В Сентрале солнечному свету едва удается просочиться сквозь грозовые тучи, не говоря уже о том, чтобы пробиться в подводные катакомбы фриверов.
– Разве тут угадаешь, когда заканчивается день и начинается ночь? – Я потягиваю воду, отплевываясь от лепестков, которые добавляют для вкуса.
– День, ночь, здесь это не имеет значения, мой мальчик. Всегда кто-то бодрствует, а кто-то спит. – Она стучит кулаком по стене, за которой в соседней комнате наверняка еще похрапывает Чабс.
– Уже встаю! – стонет его приглушенный голос.
Мне нравится Хелена. Она немного облегчает мне жизнь на Глубине, ее быстрый ум и острый язык ставят на место не только меня, но и других. Ее здесь все уважают.
– Подъем, Мальчик из Башни. Фрост не любит, когда его заставляют ждать, – говорит она, наблюдая за мной, пока я натягиваю влажный комбинезон на голый торс.
– Любуешься? – поддразниваю я.
– Нахал! Я тебе в бабушки гожусь. – Смеясь, она забирает мою кружку, допивает за мной воду и исчезает в коридоре.
Я плюхаюсь на пол и начинаю свой новый ритуал: сто отжиманий. При такой жизни недолго потерять спортивную форму, а я не могу себе этого позволить. Я чувствую, как кислород вливается в мышцы и адреналин обостряет ум. Надо быть начеку, если вызывает сам Фрост.
Один. Два. Три. Четыре… Фрост, Чабс, Хелена, Сондерс… Я мысленно перебираю имена, пытаясь запомнить новую семью, в которую попал. Причем в буквальном смысле. Здесь, под водой, живут целые семьи. Отцы, матери и сыновья, все объединены в борьбе за освобождение Евы из лап ЭПО.
– Брэм? – шепчет Джонни из-за двери.
– Входи, – фыркаю я, отталкиваясь от пола. Дверь открывается, и он заходит. Очки болтаются у него на шее.
– Привет, э-э… Там Фрост, он послал меня за тобой.
– Черт. Должно быть, очень срочно. Хелена только что ушла.
Джонни округляет глаза.
– Это касается меня и Евы, верно? – спрашиваю я, уже догадываясь, о чем пойдет речь.
Джонни кивает. – Вы правда целовались? – Он взъерошивает волосы, волнуясь в предвкушении моего ответа.
– И да, и нет. Это сложно объяснить, – говорю я, вспрыгивая с пола и протискиваясь мимо него в дверь.
– Ну, как бы твои губы на самом деле… я даже не могу… Как это…
– Ладно, остынь, Джонни.
