И я пошел к двери.
— Не открывай! — крикнули Матис и Макоко.
Но я уже отодвинул засов. Кто-то рванул дверь… и в комнату вбежал управляющий. Он казался очень взволнованным.
— Хозяин! — сказал он прерывающимся голосом.
— Что такое? Скорей! — сразу вырвалось у всех нас.
— Хозяин… ведь я их отдал вам… эти господа свидетели… Вы положили их в свой бумажник… эти деньги… — голос его прерывался.
— Да, да, мы все это видели. Дальше!
— И вот они у меня. Я не знаю, как это случилось. Возьмите. Я еще раз отдаю их вам.
Гильом вынул деньги и положил их на стол.
— Я останусь ночевать в замке, — прибавил он. — Я не знаю, что с горами сегодня. Но они какие-то странные, и мне жутко быть там.
Он вышел.
Теперь эти двенадцать тысяч лежали на столе. И странно, они возбуждали в нас какое-то необъяснимое чувство страха. Казалось, они шевелились. Мы не знали, что думать, не могли ничего понять. Нам трудно было поверить, но и не верить мы тоже не могли.
Хозяин прервал молчание:
— Теперь они здесь. Следите за ними. И не трогайте, пока не кончится игра. Скорей! Дайте карты. Слышите! Скорей карты! Я должен знать!
И он силой усадил меня, сунул мне в руки карты, а сам сел напротив. Он весь дрожал. Все столпились вокруг, взволнованные, выжидающие.
За дверьми ветер выл и стонал. И вдруг, словно в ответ ему, в комнате раздался стон, такой громкий и отчаянный, что, казалось, даже ветер стих на мгновение, прислушиваясь. Это застонал хозяин — он выиграл!
О, если б можно было это забыть! Он схватил карты, порвал их, бросил в огонь. Потом он быстро кинулся к двери, и вдруг за ней ясно послышался лай собаки, вернее — бешеный ее вой.
— Это ты, Тайна? — тихо проговорил старик. — Ты заговорила?
Сразу все смолкло. Ни одного звука не долетало в комнату.
Старик тихо отодвинул засов. В ту же минуту словно чья- то невидимая рука рванула дверь, и со двора опять послышался продолжительный и отчаянный лай. Ужас сковал нас.
А хозяин быстро закрыл дверь, задвинул засов и уперся в нее руками, будто стараясь помешать кому-то открыть ее. Он был бледен, как смерть. Дыхание с трудом вылетало из его груди.
Наконец вой собаки стих, вернее — оборвался каким-то страшным визгом, и все смолкло, буря умчалась дальше. Старик повернулся к нам, сделал несколько неверных шагов по комнате и медленно проговорил:
— Берегитесь, — он вернулся!
И, не глядя на нас, он вышел из комнаты.
Разошлись и мы. Аллан ушел спать к свою комнату, Макоко и Матис остались в зале, а я, влекомый какой-то неведомой силой, не отдавая себе отчета, очутился в «проклятой комнате».
Машинально подошел я к полке, взял книгу, открыл и прочел первые две строчки, написанные красными чернилами, те самые, о которых говорил нам хозяин. Потом я подошел к окну. Ветер давно разогнал тучи, и луна заливала бледными лучами пустынную и унылую окрестность. А под моим окном металась и бешено прыгала огромная тень собаки. Это была Тайна. Она будто старалась схватить кого-то, кого — я не мог видеть. Она широко открывала пасть, и… да, я уверен, что я слышал ее лай. Мне стало жутко. Я прошелся по комнате, потом взял свечу и подошел к зеркальному шкапу. Я глядел в зеркало и думал о том, кто начертал внутри его те слова.
И вдруг… Что это? Рядом с моим лицом я увидел другое, бледное, нечеловеческое, будто прикрытое какой-то неясной дымкой. Два горящих глаза взглянули прямо на меня… Я хотел крикнуть, но ни одного звука не вылетело из моего сдавленного горла… И в дверь шкапа послышался стук… кто-то стукнул изнутри… три раза… И моя рука, моя любопытная рука потянулась к двери…
В это время кто-то сильно сжал ее и отдернул от шкапа. Я обернулся — передо мной стоял наш хозяин, бледный, как смерть. И я скорей понял, чем услышал его слова: «Не открывайте».
Едва забрезжило утро, мы поспешили уйти из замка, даже не повидав хозяина. И к вечеру деньги, которые мы проиграли, были ему отосланы.
Он вернул их нам с следующим письмом:
«Мы квиты. Ведь первый раз выиграли вы. И все мы были уверены, что играем на деньги. Я не возьму их у вас. Дьявол владеет моей душой, но чести я ему не продавал».
Но нам неприятно было оставить у себя эти деньги. И мы решили отдать их на госпиталь в Шо-де-Фон, который строился в это время и который удалось кончить только благодаря нашему дару.
Но едва его достроили, как однажды ночью он сгорел дотла. К счастью, в это время там еще никого не было, и пожар обошелся без человеческих жертв.
Шарль Фолей
ВОДЫ МАЛИРОКА
IБлагосклонно улыбаясь, мадам Гебель предоставила мне полную свободу вести задушевную беседу с моей очаровательной невестой Лионеттой. Гюи, мой будущий beau-frère[6], избалованный десятилетний мальчик, тоже вел себя против обыкновения очень мило и не прерывал ежеминутно своими расспросами нашей тихой беседы; словом, все было прекрасно и наша последняя экскурсия в дикие горы Оверни оканчивалась на этот раз необыкновенно приятно.
Мы только что проехали черев мост Немат, и кучер готовился повернуть направо по живописной дороге, ведущей в Себрейль, желтой лентой извивающейся по берегу Сиуми, как вдруг Гюи, поглощенный до сих пор изучением Бедекера, поднял голову и закричал с своим обычным апломбом:
— Кучер, остановитесь! Знаете ли вы, каких-нибудь двадцать оборотов колеса и вы, друзья мои, проехали бы, не подозревая этого, мимо знаменитой долины Малирока! Там налево, в глубине этого узкого ущелья, среди древних развалин римских терм находится удивительный, необыкновенный источник…
— Необыкновенный — почему?
— Слушайте дальше. «Источник бьет ключом из самого утеса, — читал он по Бедекеру. — Он содержит большое количество извести, железа, магнезии и углекислоты. Газ на воздухе выделяется, а известковые частицы, растворенные в воде, быстро высыхая, разлетаются мелкой пылью. Этот беловатый осадок покрывает также на всем протяжении дно ручья родом каменной замазки, которая постоянно утолщается. Известковая пыль, покрывая предметы, также со временем твердеет, въедается в них и превращает их в камень. Этот все превращающий в камень источник Малирока составляет одну из самых редких достопримечательностей Европы…» Итак, неужели мы уедем в Париж, не видев этого чуда природы?
— Поздно, — заметил я. — Вот уже сумерки, поднимается туман. Лучше не будем осматривать Малирок сегодня, а вернемся в Себрейль.
— Еще нет шести часов, — горячо возразил Гюи. — Что мы будем делать в отеле в ожидании обеда? Небольшой крюк, который мы сделаем, не заставит нас сильно запоздать.
Юный Гюи был добрый мальчик, но капризный и довольно своенравный; зная его нежную любовь к сестре, которую я, так
