Холм, на который они приземлились спустя неполные сутки полета, находился намного южнее того места, где их в свое время высадил на сушу морской змей. Отсюда Бен и без бинокля видел за полями и хижинами развалины храма, где они собирались встретиться с Барнабасом.
Остальные члены экспедиции доберутся сюда только завтра утром – Гильберт Серохвост все же недооценил скорость дракона, – и, конечно, Лунг не захотел оставлять Бена одного и отложил свой отлет к Подолу Неба. Это подарило им еще несколько драгоценных часов. И в эти часы Бен после долгого перерыва снова стал Повелителем драконов – ездоком на драконе, другом и товарищем своего дракона. Для того, что связывало мальчика с Лунгом, в нашем языке просто нет подходящего слова. Когда солнце стало медленно садиться за возделанные поля, Бен расстелил на земле куртку и разложил на ней съестные припасы, приготовленные для него Таллемайей. Серношерстка только поморщилась, когда Бен предложил ей угощаться. Она вообще была необычно молчалива. Кобольды так же привязаны к родным местам, как и тролли, а шотландские кобольды – особенно. Серношерстка и не скрывала, что ее мучит тоска по дому и что лишь привязанность к Лунгу гонит ее обратно к Подолу Неба. Она примостилась под ближайшим деревом со своими грибными запасами и вскоре уснула с надкушенной лисичкой в лапе. Над грибом роились индийские мухи, а Серношерстка что-то бормотала во сне о белых грибах и диких шампиньонах.
Лунга так утомил долгий перелет, что он тоже больше молчал, но Бен заметил, как радуется дракон возвращению к Подолу Неба и к своим сородичам. Для Лунга долина в Гималаях стала настоящей родиной, и Бен не сомневался: добровольно он ее никогда уже не покинет. Лунг в конце концов уронил голову на лапы, а Бен остался сидеть, чувствуя на коже теплый воздух индийской ночи, слушая спокойное дыхание Лунга. Ему мечталось, чтобы такие мгновения можно было носить с собой, как одежду, как волшебную куртку. Наденешь ее – и все, что составляет их неповторимое блаженство, снова с тобой: сонное бормотание Серношерстки, далеко расстилающиеся перед взором чужие края, где они однажды уже путешествовали вместе… и близость дракона. Да, это главное. Просто Бен ни от чего не испытывал такого счастья, как от присутствия Лунга. Ни от чего на свете.
Ну почему Подол Неба так невыносимо далеко от места, ставшего ему любимым домом?
Мимамейдр отделяли от Гималаев более восьми тысяч километров.
– Мне нужно рассказать тебе одну вещь. – Лунг вытянул усталые крылья. – Вообще-то, я хотел сказать вам всем еще в Мимамейдре, но все не было подходящего момента – сначала из-за Зубцеборода, потом из-за пегасов…
Бену не понравилась интонация Лунга. В ней звучала пугающая торжественность.
– В этом году не только у пегасов вылупятся жеребята. У нас в Подоле Неба тоже ожидается потомство.
Бен так ошалело поглядел на дракона, что из пасти Лунга вырвалось тихое мурлыканье, которое Бен называл смехом.
– Двенадцать драконят! Если все яйца проклюнутся. Двое из них – Майины дети. И мои.
Бен забыл про пегасов и грифонов.
Драконята!
– Но… Но я же должен их увидеть! – вырвалось у него. – Когда они вылупятся?
– У нас дело идет не так быстро, как у пегасов. Через три месяца.
Три месяца! Они пролетят, не успеешь оглянуться, и все произойдет без него, и…
– И я, к сожалению, какое-то время не смогу прилетать в Мимамейдр. – Лунг произнес вслух то, о чем думал Бен.
Какое-то время? Несколько лет, наверное! Интересно, у драконов отцы занимаются воспитанием детей? Уж Лунг-то наверняка станет!
Бен не знал, куда спрятать глаза. Ах, эта разлука будет куда тяжелее всех предыдущих! Может, сказать Барнабасу, что он не полетит с ним в Индонезию? Попросить Лунга взять его с собой и остаться в Подоле Неба, пока драконята не вылупятся? Даже если малыши Анемоса благополучно появятся на свет, они только будут напоминать ему о драконятах, чье рождение он пропустил!
Лунг тихонько ткнул его носом в грудь – обычный жест, когда он хотел приободрить Бена.
– Ну конечно ты их увидишь! Я за тобой прилечу – обещаю! Как только смогу оставить Майю одну с малышами.
Когда еще это будет!
Последние отсветы дня погасли, и развалины храма, где Бену предстояло встретиться с Барнабасом и остальными участниками экспедиции, растворились в ночной темноте.
– Не волнуйся, – продолжил Лунг, – все будет хорошо. А сейчас давай последуем примеру Серношерстки и поспим. Нам обоим еще далеко лететь.
Он растянулся рядом с Беном и вскоре спал так же крепко и сладко, как кобольдиха. Звезды отражались в его серебряной чешуе. Бен сидел, обхватив руками колени, и спрашивал себя, как научить сердце любить так, чтобы от этого не было больно. Не лучше ли в самом деле ни в ком не нуждаться и ни по кому не скучать? Этой ночью ответ казался Бену неочевидным.
В свете предстоящей долгой разлуки с Лунгом все, что он любил в Мимамейдре, стало вдруг таять как призрак. Чужая ночь вокруг застилала далекое счастье, и лишь одно жило в его сердце – дракон.
К восходу Бен, так и не сомкнувший глаз, принял решение. Он поможет Барнабасу искать грифонов, но по окончании экспедиции не вернется в Мимамейдр, а доберется как-нибудь до Подола Неба. Не то чтобы он почувствовал облегчение, решив это. Скорее наоборот. Новый план означал примерно: «Я разрежу свое сердце пополам и одну половинку выброшу». Но что ему оставалось делать?
Бен решил, что поговорит с Барнабасом, когда перо грифона будет у них в руках. Барнабас наверняка его поймет. Они ведь оба помнили, что Бен сначала стал Повелителем драконов, а уж потом Визенгрундом.
А Лунг?
Дракон открыл глаза, словно решение Бена разбудило его.
– У тебя усталый вид, – отметил он, потягиваясь. – Ты хорошо спал?
– Не особенно.
Больше всего Бену хотелось сказать: «Лунг, я лечу с тобой». Но он не мог бросить Барнабаса, когда тот отправляется на поиски самых опасных чудовищ на свете. И потом…
В глубине души Бену очень хотелось увидеть грифонов.
– Мы еще успеем попрощаться до нашего отлета? – спросил он.
Барнабас попросил Лунга не подвозить Бена к самому храму, чтобы там не поднялась суматоха из-за дракона.
– Конечно, – отозвался Лунг. – Я-то полечу только вечером. Мне по-прежнему легче летать ночью. Пошли ко мне Лолу, когда соберетесь в путь. А теперь давай поглядим, не дожидается ли уже тебя Барнабас.
12. Храм Гаруды
Когда настал срок, явился, расколов скорлупу своего яйца, Гаруда, блистающий, как солнце, как Агни, огненный бог. Его сияние подобно пламени, которое поглотит все, когда настанет конец этого мира.
Великая Махабхарата. Книга первая. Адипарва, глава 20Барнабас и в самом деле уже дожидался Бена. Храм и его двор, опоясанный колоннами, казались на первый взгляд давно заброшенными, как будто между полуразвалившимися стенами веками не ступала нога человека. Но бог, чьи обветренные изображения глядели на них отовсюду, вероятно, не сильно нуждался в человеческом поклонении. У него были крылья и клюв, а в развалинах его храма перекликались тысячи птичьих голосов. Птицы всех расцветок покрывали коричневатый песчаник стен, подобно пернатым цветам, – красные, желтые, иссиня-черные, изумрудно-зеленые и белоснежные. Бен никогда еще не видел столько птиц сразу. Они свистели, чирикали, ворковали и стрекотали так пронзительно, что Мухоножка, сидевший на плече у Барнабаса, заткнул руками чувствительные уши. Некоторые птицы были не меньше, а то и больше
