Эти аргументы не произвели на рачка ни малейшего впечатления.
– То, что выброшено морем, принадлежит тому, кто его нашел! – Он сердито защелкал клешнями. – Это неписаный закон оке…
Он смолк на полуслове и уставился через плечо Серношерстки.
За ее спиной стоял Лунг. Рачок испуганно засеменил сначала направо, затем налево – двигался он на своих десяти тонких ногах удивительно быстро, – а потом закрыл все четыре глаза.
– Дракон? Нет, Евгений, нет! – донеслось до Лунга и Серношерстки его бормотание. – Ты, видно, коралловых блох объелся! Хотя… – Евгений открыл один глаз, потом второй и наконец все четыре. – Да, почему бы и нет? Дракон. Нет, два дракона. Ну что ж. И один… кто? – Четыре глаза оглядели Серношерстку с головы до ног. – И одна обезьяна. Но какой породы?
Тату и Лунг весело переглянулись. Зато Серношерстку Евгений нисколько не позабавил.
– Обезьяна?! – возмущенно выкрикнула она.
Евгений пристальнее вгляделся в нее:
– Гм… Нет, беру свои слова обратно. Так ты…
– Пестрый шотландский кобольд! – выпалила Серношерска. – Мы, кобольды, не любим тварей с клешнями! Особенно когда они обворовывают наших друзей.
Евгений еще крепче обхватил клешнями цепочку медальона и поставил две ноги на серебряную крышку.
– Ладно. Докажи, что эта вещь принадлежит твоему другу. Что там внутри?
– Пластина моей чешуи, – ответил Лунг. – Я так думаю.
Во всех четырех глазах Евгения отразилось глубокое разочарование.
– Ну что ж, коли так, – пробормотал он и опустил клешни. – Пластина драконьей чешуи. Я как раз удивлялся, зачем кто-то положил в такой красивый серебряный медальон непонятный кусок металла. Ни один разумный рак не станет отрицать, что пластина внутри очень похожа на те, из которых состоит твой панцирь.
Евгений тяжело вздохнул и уставился всеми четырьмя глазами на грудь Лунга, на темное пятно на месте недостающей пластины.
– Ты нашел этот медальон прямо здесь? – спросил Лунг. – Я подарил эту пластину другу, и, боюсь, сейчас ему угрожает опасность.
Евгений виновато отвел взгляд.
– Мм, нет… – Два глаза, избегая взгляда Лунга, воззрились на небо, а два – на песок. – Честно говоря, я его не то чтобы нашел. Я отобрал его у рыбы-удильщика, там, – он указал клешней в море, – у обломков затонувших кораблей. Где живут коралловые русалочки.
Серношерстка очень старалась не выказать тревоги, но тут же почувствовала, как упало сердце у Лунга. Кобольдам не нужны пластины чешуи, чтобы знать, что испытывает их дракон.
– У затонувших кораблей? – переспросил Лунг. – Ты не видел там… – вопрос не шел у него с языка, – остатков воздушного судна? Деревянного самолета?
Евгений явно проникся к нему сочувствием (отчего приобрел фиолетовый оттенок).
– Остатков самолета? Нет. Но Осьм уверял меня, что видел нечто подобное. Деревянную машину с крыльями. Я ему не поверил, честно говоря. У него очень богатая фантазия!
– Где? – спросил Тату. – Где он ее видел?
Да, терпения ему пока недоставало.
– На побережье острова Булу. Ну знаете, остров львиноптиц.
– Львиноптиц? – Тату обменялся быстрым взглядом с Лунгом и Серношерсткой.
– Да. На острове Булу водится много странных существ. – Евгений пренебрежительно махнул клешней. – Осьм еще говорил, что из летающей машины вылез зеленый человек. Он, наверное, опять нашел в обломках кораблей бочку рома! Во всяком случае так я подумал, когда он мне это рассказал. Он после этого всегда несколько дней несет околесицу и сам себя завязывает узлами!
Опять этот Осьм! Лунг очень старался не терять терпения. Ведь Евгений – их единственная надежда найти Бена. Львиноптицы! Непохоже, чтобы это были фениксы.
– Как ты думаешь, твой друг Осьм мог бы проводить нас на этот остров?
– Конечно! Не знаю, правда, где его сейчас носит, но могу его позвать. Он, наверное, снова разрисовывает какой-нибудь остов корабля. Он не останавливается даже перед буровыми платформами. Я ему все время говорю: «Осьм! Люди не оценят твоего искусства!» Притом, можете мне поверить, его чернила даже под водой не теряют прочности. Однажды люди сделают из него салат с осьминогом, но он даже не знает, что это такое! Он же наивен, как младенец!
Евгений погляделся в серебряную крышку медальона, потом приподнял его за цепочку – и кинул под ноги Серношерстке.
– Мне приходилось слышать, что драконы в любом живом существе пробуждают лучшие стороны его натуры, – вздохнул рачок. – Но вот уж не думал не гадал, что это верно и для четырехглазых раков! Крайне досадно!
Евгений засеменил к полосе прибоя, плоскими волнами накатывавшего на песок, и вдруг защелкал клешнями быстрее, чем танцующая фламенко цыганка – кастаньетами.
Казалось, на его зов отозвался сам Тихий океан.
В открытом море поднялась волна.
Она становилась все выше и выше, пока испуганная Серношерстка не спряталась за лапами Лунга. И тут из воды высунулись щупальца, сплошь покрытые присосками, и огромная голова с глазами такой величины, что Серношерстка могла бы целиком в них поместиться.
Осьм. Подходящее имя для гигантского осьминога.
Щупальца, постепенно выползавшие на берег, переливались всеми цветами радуги, а туловище Осьма – по крайней мере, видимая его часть – было темно-зеленым, как океанская пучина.
– Видишь? – шепнул Лунг Серношерстке. – Даже с крошечными четырехглазыми рачками стоит разговаривать вежливо. Никогда не знаешь, кто у них в друзьях.
Одно темно-синее щупальце заскользило по песку к Евгению, а остальные, к большому облегчению Серношерстки, остались в воде. Рачок взобрался на щупальце спрута и показал клешней на Лунга и Тату:
– Осьм, ты только посмотри! Это ведь и вправду драконы! Мог ты себе представить, что они еще существуют? Нет! Вот так же окажется однажды, что на свете есть еще один симпатичный гигантский осьминог!
– Он точно где-то есть! – вмешалась Серношерстка, быстро преодолевшая страх перед Осьмом. – Я сама его видела. Правда, насчет «симпатичного» я не так уверена. По большей части он ведет себя…
Лунг предостерегающе взглянул на нее.
– Друг, которого я ищу, хорошо знает этого осьминога! – крикнул он Осьму. – И он, конечно, поможет тебе его найти.
Огромные глаза осьминога расширились, словно собираясь вобрать в себя весь мир. Осьм поднял из воды еще два щупальца и поводил ими по воздуху, словно выписывая невидимые буквы.
– Осьм спрашивает, в каком из океанов живет этот осьминог, – перевел Евгений. – Мы знаем только одного мрачного брюзгу у побережья Новой Зеландии.
– Он живет у северного побережья Норвегии, – ответил Лунг. – Про его характер тебе наверняка может рассказать тот друг, которого я ищу.
Лунгу надо было стать дипломатом! Серношерстка проглотила просившееся на язык замечание, что Хафгуфа, норвежский осьминог, уж точно не меньший брюзга, чем его новозеландский сородич.
– Он отвезет вас к тому побережью, где видел деревянный самолет и зеленого человека, – перевел Евгений. – Но сначала Осьм хотел бы спросить, кто расписал тебе, – он показал на Тату, – панцирь? Ему очень нравится узор!
34. Синнефо, Хара, Уранос
Пикассо говорил: «Чтобы стать молодым, требуется немало времени».
Жан Кокто. Дневник незнакомцаСиннефо и правда была белая, как мать. Хара унаследовала медно-красный отцовский окрас, а Уранос оказался нежно-голубого цвета! Гинневер не знала, кто ей нравится больше, до того хороша была вся троица! Они с Витой проводили в стойле каждую свободную минуту, стараясь не упустить ни малейшей возможности взглянуть на жеребят. Анемос часами простаивал у гнезда, хотя пернатые наседки по-прежнему строго следили за режимом посещений.
Даже за краткие мгновения, когда яйца показывались из-под согревающих перьев, жеребята успевали проявить свой характер. Синнефо была самая спокойная из троих. Она задумчиво плавала в своем яйце и мало интересовалась окружающим
