Чего только не бывает в этом мире.
Возможно, единственный счастливый конец – это суметь выжить и рассказать свою историю.
Глава 20
В конце января я сидела у окна поезда, серебристой змейкой вьющегося среди грязно-белых холмов Северо-Восточного побережья. Колеса стучали по рельсам, за окном окоченевшие скелеты деревьев почти не тронутых человеком лесов перемежались парковками и промышленными зонами.
Эван устраивал презентацию в одной из галерей Нью-Йорка. Некий меценат из галереи «Дроун-Мэдоу» побывал в Мелете, где увидел его карусель. По словам Эвана, это была старая галерея, основанная сотню лет назад, и только трое из современных художников имели честь представлять там свои работы.
– Вот это оно и есть, Имоджен! Начало моей карьеры. Все, ради чего я так усердно трудился. Надеюсь, ты придешь? Мне так хочется, чтобы ты все это увидела.
Я, конечно, сказала, что обязательно приду, одолжила у Ариэль кожаные штаны, чтобы надеть их на вернисаж, покидала все необходимое в дорожную сумку и села в поезд.
Поезд проехал по мосту – громоздкому сооружению из бетона и громыхающего металла, под которым лениво колыхались серые воды. Он совсем не был похож на причудливые мосты, перекинутые через темные воды реки Морнинг. Этот мост вел в большой город, а не в сказочную страну.
Я принялась рассматривать других пассажиров в вагоне. Мужчины и женщины в деловых костюмах темных цветов с делано серьезным выражением лиц пялились в экраны своих девайсов. Девочка-подросток с аккуратно заплетенными косичками всех цветов радуги и блестками на веках, подергивалась на сиденье в такт музыке, которую она слушала через наушники. Измученная девушка – судя по всему, старшая сестра или няня – тщетно пыталась удержать двух сорванцов от бурной игры фигурками супергероев, и услышала в ответ: «У тебя не получится вырубить Бэтмена!». Довод, безусловно, убедительный.
Все эти люди казались мне странными, почти нереальными, настолько отличались они от обитателей нашего замкнутого богемного мирка, в котором я жила уже несколько месяцев. Интересно, чем они готовы были бы пожертвовать, чтобы изменить свою жизнь, на что могли бы обменять семь лет вдали от своего мира? Всегда существует более роскошный офис, более заманчивая должность, более высокий титул. Амбиции и талант могут рядиться в разные одежды – туфельки балерины, белый халат врача, лубутены топ-менеджера.
Поезд вполз в черту города, прозвучали объявления с призывами не оставлять детей и багаж при выходе из вагонов. Пассажиры облачились в пальто, взяли свою поклажу, и в их глазах появилось отрешенно-сосредоточенное выражение, самое подходящее, с их точки зрения, для общения с жителями Нью-Йорка – безумного города, где фейри могут проскакать галопом на своих лошадях по Таймс-сквер, и никто даже и глазом не моргнет, разве что туристы достанут свои фотоаппараты.
Поезд медленно подошел к Пенсильванскому вокзалу со всей его вонью, грязью и хаосом. Эван сказал, что меня будет ждать машина, которую направит галерея, чтобы доставить меня в гостиницу. «Все говорит о том, что они предложат мне заключить эксклюзивный контракт, то есть речь идет не об одной выставке, а о долгосрочных отношениях, вот они и пытаются впечатлить меня, а я милостиво им это позволяю». На пути к выходу из вокзала я остановилась.
Там танцевала девочка. Ее темная кожа эффектно контрастировала с красным цветом одежды – майки без рукавов, трико и повязки на голове в тон. Она крутила фуэте так уверенно, словно ее ножка в балетной туфельке была пригвождена к асфальту, а сидящий рядом мальчик старательно выводил на виолончели мелодию группы «Нирвана» – «Повеяло юностью».
Я наблюдала за ее танцем, пока песня не закончилась, а потом бросила пару долларов в открытый футляр виолончели. Они уже собирались перейти к следующему номеру, но тут девочка поймала мой взгляд и слегка кивнула. Я снова задалась вопросом – на что готовы пойти эти ребята ради искусства, если бы им представился такой шанс? А может, само это выступление за деньги на грязном вокзале Нью-Йорка и есть часть мечты, которая уже стала явью?
Меня действительно ждала машина, и я поспешила сесть в нее. В роскошном салоне царили тишина и уют, разительно отличающиеся от вони и суеты железнодорожной станции с ее шумными толпами, бесконечными очередями из приезжих деловых людей и туристов, ждущих своей очереди на такси и мечтающих уехать отсюда до того, как начнется дождь, о приближении которого говорило затянутое тучами небо.
Машина остановилась перед фешенебельным зданием, расположенным в нескольких кварталах от Нью-Йоркской публичной библиотеки.
– Вы уже зарегистрированы, мисс. Ключ и номер комнаты в этой папке, так же, как и моя визитная карточка, если вы вдруг захотите съездить куда-нибудь или вам что-либо понадобится. Позже я вернусь, чтобы отвезти вас на открытие выставки сегодня вечером. Вы гость «Дроунд-Мэдоу» и я всегда рад быть к вашим услугам.
Теперь я убедилась, что владельцы галереи действительно изо всех сил обхаживают Эвана. На какую-то долю секунды у меня мелькнула безумная мысль: а не озадачить ли их какой-нибудь совершенно возмутительной просьбой, например, потребовать отвезти меня в какое-нибудь злачное место, типа подпольного ночного клуба или заказать самую дорогую выпивку в городе, и чтобы ее непременно доставили в течение часа. А может, платье от модного кутюрье, и туфли, затмевающие хрустальные башмачки Золушки. Словом, что-то, что можно получить разве что с помощью магии. Но я вовремя опомнилась, сунула водителю чаевые и вошла в радушно распахнутые передо мной двери отеля.
Сразу было видно, что галерея «Дроунд-Мэдоу» превыше всего ценит консерватизм и изысканность. Никаких шлифованных бетонных поверхностей, никаких оголенных труб, никаких суетливых прилизанных официантов, разносящих напитки и канапе, украшенные веточками петрушки. Напротив, все было выдержано в изысканно-благородном стиле: черное дерево со вставками насыщенного винного цвета, продуманное освещение, выявляющее достоинства каждого экспоната, бархатная обивка мебели. Атмосфера невозмутимости и сдержанности, словно перед нами предстал древний вампир, ни капли не сомневающийся в собственной власти и бессмертии.
Не успела я войти, как меня тут же подвели к Эвану. Он горячо поцеловал меня и сказал:
– Хочу показать тебе скульптуры.
Там не было достаточно места, чтобы представить карусель полностью, поэтому отдельные ее фигуры были расставлены по разным залам галереи. Добавилась и пара новых скульптур – замершие в стремительном полете птицы, феникс, восстающий из пепла.
– Некоторые из них уже проданы. – Глаза Эвана сверкали, лицо раскраснелось.
– Поздравляю, – сказала я, наблюдая за гостями, которые вежливо посторонились, отойдя от работ, чтобы пропустить автора. Сидящие как влитые костюмы, явно сшитые на заказ, платья, похожие на архитектурные сооружения. Но в глазах этих роскошно одетых людей светилась та же безумная жажда, что и у фейри.
– Не понимаю
