– Теперь ясно, что я была просто идиоткой. Ты права. Мне стоит уехать отсюда. Потому что, если я этого не сделаю, моя жизнь превратится в кошмар. Каждые семь лет мне будут напоминать о моем провале.
В почтовом ящике я обнаружила письмо от Эвана. На сей раз в простом конверте, без узоров и рисунков. На нем было только мое имя.
Я покачала его на ладони, как будто его вес мог дать мне намек на его содержание, всерьез размышляя о том, не лучше ли его выбросить, не читая. Проклиная себя за любопытство, я все же не удержалась и распечатала конверт.
Имоджен,
Я пишу не для того, чтобы сказать тебе, как мне жаль, что так получилось. Хотя мне действительно жаль, и надеюсь, ты когда-нибудь сможешь принять мои извинения.
Я просто хочу пожелать тебе завтра удачи. Я тоже буду там, и буду думать о тебе.
Эван
Я перечитала письмо и убрала в ящик. На самом деле я больше не злилась на него. Я просто устала от всего этого – мне смертельно надоело думать о пошлости и избитости самой ситуации, о том, что мое унижение – лишь часть чьего-то дурно написанного сценария. Но сейчас было не время предаваться горестным раздумьям. Не тот это был день.
Сейчас для меня не имело значения, захочу я когда-нибудь принять его извинения или нет. Ведь завтра день, когда фейри сделают свой выбор. Когда решится моя судьба.
Но прежде, чем наступит решающий день, нам предстояло повеселиться. Ночная ярмарка поражала блеском, как последняя ночь в Версале – все сверкало и переливалось разноцветными огоньками. Фейри уже даже не делали попыток спрятаться от человеческих глаз, и открыто разгуливали по площади в своих причудливых, поражающих воображение обличьях.
От них словно исходило сияние, взгляд черных, как непроглядная тьма, глаз прожигал душу, а складки одежды светились сотнями светлячков, при каждом шаге чудился звон колокольчиков, с кончиков волос капал кроваво-красный мед.
Лавки, торгующие всякой всячиной, предлагали диковинные товары под стать загадочным гостям Ярмарки. На сей раз, когда мне преподносили подарки, я принимала их, даже не краснея от смущения. Ведь теперь я знала, каковы ставки в этой игре. Знала, что готова принести себя им в жертву, и не боялась принимать их дары.
Передо мной внезапно предстала фигура в серебристом платье, расшитом бисером и стеклярусом, как у певички из подпольного бара времен Сухого закона, и накидке из черного бархата, подбитого зеленым шелком. В руках у странной женщины было кольцо из потемневшего серебра в виде побега вьющейся розы с шипами. Оно сжалось и плотно обхватило мой палец, когда я примерила его.
– Вы ему понравились, – сказала женщина. На ее шее было ожерелье в виде гирлянды из роз, и в сумеречном свете сложно было различить, были ли то рубины или капельки крови. – Носите его, оно принесет вам удачу.
– А я и раньше вас видела, – сказала я. – В розарии.
– Я часто там бываю. Но у нас, в мире фейри, розы еще прекраснее. Разве вы не считаете, что обязательно должны попасть туда и увидеть их красоту? Что заслуживаете того, чтобы прогуливаться в наших волшебных садах?
Она двигалась плавно, скользила, словно змея, и в ее движениях сквозили изящество и угроза, и я с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть под ее взглядом.
– Мне очень хочется увидеть их.
– Там столько цветов, вы не представляете! Ваша сила заставит их благоухать, они обовьются вокруг ваших костей, которые станут им опорой, их лепестки окрасятся цветом вашего счастья или кровью разбитого сердца.
Вот только этого не хватало.
Она приблизилась почти вплотную, так, что наши тени слились, и провела пальцем по моим губам. Ее прикосновение обожгло, как укус пчелы. Она содрогнулась.
– Как упоительно! О, надеюсь, это будете вы.
Подаренное ею кольцо стискивало мне палец, когда я поспешно выскочила из лавки и вернулась в толпу людей и фейри. Мне отчаянно хотелось увидеть кого-нибудь из своих друзей. Но хотя я встречала немало знакомых лиц, видела блеск серебряных цепочек с амулетом в виде песочных часов, среди встречных не было никого, к кому я могла бы обратиться за сочувствием.
Молчание, которое я набросила на себя, словно плащ, ощущение, что среди блеска и суеты Ночной ярмарки я нахожусь по другую сторону разбитого зеркала, вдруг показалось мне невыносимым.
Из горла вырвалось сдавленное рыдание, и я прижала руку к губам, стараясь его сдержать.
Ошеломленная этой удивительной ночью и непостижимостью фейри, одинокая и несчастная я шла домой в холодной и безмолвной темноте, прижимая к пальцу волшебный подарок.
Глава 25
Этот весенний день выдался хмурым, туманным. В небе висели низкие облака, с ветвей деревьев, на которых уже развернулись молодые листочки, капала вода. Земля хлюпала под ногами, и воздух был пропитан влагой.
На письменном столе я обнаружила карточку, которой не было накануне вечером. Она лежала на стопке распечаток с текстом, который мне предстояло сегодня вынести на суд фейри. Вас вызовут на закате. Слова были написаны чернилами, переливающимися всеми цветами радуги, как пыльца крыльев бабочек. Ничего не скажешь, фейри красиво обставили приглашение.
Бет сказала, что надо следовать всем инструкциям, которые мне будут давать. Сказала, что меня вызовут, и надо будет идти, куда мне скажут, твердо надеясь, что силы моего таланта будет достаточно, чтобы победить в этом состязании.
Солнечные лучи, как сияющие копья, пронзали облака, заливая лес бледно-золотистым светом. Весна снова покрыла деревья зелеными листочками. Это были уже не голые скелеты, как зимой, беззащитные в своей откровенности. Молодая листва отбрасывала тени, создавая укромные уголки, где было место для тайн. Тайн, вырастающих из жирной земли, тянущихся от корней, вскармливаемых перегнившими листьями прошлого.
Если бы все в жизни было просто, я спустилась бы сегодня в комнату Марин. Сказала бы ей, что люблю ее, что считаю ее непревзойденной танцовщицей и твердо в нее верю. Но у меня язык не поворачивался сказать ей, что я хочу, чтобы сегодня выбрали именно ее. И так же, как раньше, я не могла заставить себя подорвать ее веру в свои силы, так и сейчас была не в силах произнести слова поддержки. Ведь слова, произнесенные вслух, имеют обыкновение сбываться. Они могли дать ей силу победить, стать избранной, что неминуемо привело бы к ее смерти. Для нее переход в мир фейри был равносилен гибели. А я хотела, чтобы моя сестра жила. Так что в этот день я не предпринимала попыток ее увидеть и просто хранила молчание.
Я оделась заранее и сидела, выпрямив спину, на краю кровати в черном платье, которое еще ни разу не надевала, потому что мне казалось, что надеть его равносильно тому, чтобы втиснуться в
